Что-то прокричал Феннек, высоко и пронзительно, словно рядом заржал конь, но принцесса не разобрала ни слова.
– Ох, Чи Хён, – проговорила Чхве в ушной разрез ее шлема, и как бы громко ни гудела голова, как бы ни стреляла боль в зубах и каждой косточке, генерал прекрасно слышала своего стража доблести. – Я должна ненадолго оставить тебя. Лежи и набирайся сил, а мне позволь добыть славу для нас обеих.
В этом была вся Чхве. Совершенно непоследовательная. Но тут мир снова закружился вокруг Чи Хён. Дикорожденная снимала ее с лошади как ребенка и передавала Феннеку. Его нежные лапы отнесли генерала в сторону и уложили на спину. Даже сейчас, когда глаза застилало кровавое марево, Чи Хён видела небо, такое же синее, как воды Отеанского залива.
Феннек что-то сказал, но Чи Хён опять не расслышала, а затем сквозь гул в голове пробился голос Чхве:
– Я отвлеку его. Не медлите, друзья.
Друзья? Чи Хён вне всякого сомнения считала Чхве одной из лучших своих подруг, но и подумать не могла, что это слово есть в словарном запасе дикорожденной, и вместо теплоты ощутила, как холодеет сердце. Происходило что-то страшное, и как только мохнатые лапы Феннека сняли с нее шлем, она повернула голову, чтобы посмотреть, куда направилась Чхве…
Нет! Нет-нет-нет! Чхве казалась совсем крошечной, как наездник, изображенный на одном из гобеленов ее второго отца в Хвабуне – работы самотских мастеров, любивших эпические сюжеты. Над дикорожденной высился кошмарный черный монстр с оскаленной слюнявой пастью, острыми когтями и хлещущим во все стороны хвостом – вроде адских чудищ из древнего свитка, который первый отец прятал в комоде железного дерева, а комод запирал на ключ. Тварь была в пять раз выше солдат, с яростным криком бросившихся на нее, и даже с седла Чхве не могла бы дотянуться до ее сальных боков…
А дальше случилось самое худшее: страж доблести приподнялась в стременах и затрубила в рог, подаренный генералу Пурной. Чхве отвлекала на себя внимание гигантского чудища, а Чи Хён могла лишь беспомощно наблюдать за этим.
Как бы ни были грозны таоанские всадники, Диг героически довел Пурну почти до передних рядов имперской пехоты и только тогда заметил, насколько далеко они оторвались от других кобальтовых, оставшись с горсткой солдат, последовавших их дурному примеру. Вокруг все еще метались кони, мешая определить, где свои, а где чужие, но теперь пики и боевые молоты багряных оказались в считаных ярдах впереди. Увы, такой печальный итог был вполне предсказуем – и Пурна непременно объяснила бы Дигглби, к чему приведет его безрассудный порыв, но она так запыхалась, что не могла произнести ни слова.
В то мгновение, когда уже кажется, будто ты вот-вот все поймешь, обязательно появится какое-нибудь адское создание, чтобы расширить твой кругозор. Во всяком случае, это гигантское непотребство отвлекло на себя внимание имперских солдат и утихомирило не дающую покоя ногам дурную голову Дигглби. Паша замер и вытаращил глаза на диковину, разрезавшую строй таоанской кавалерии. Очевидно, чтобы укротить его непомерное эго, требовался монстр размером с дом. В этом секундном колебании проявилась вся разница между ним и Пурной (ну хорошо, еще Диг превосходил ее манерами и образованием). Он выглядел совершенно счастливым, бросаясь в смертельную схватку с привычными до скуки имперскими солдатами, а ее в последнее время могло воодушевить только что-нибудь экстраординарное вроде огромного хищника, сминающего на своем пути и багряных, и кобальтовых без разбора. Горло болезненно сжалось, сердце ускорило темп, перескочив с бодрого марша на неистовый боевой танец, и Пурна, засунув в кобуру разряженный пистолет, схватила Дига за локоть и потащила к новой цели. Эта громадина только что оторвала голову у лошади и подбросила в воздух всадника, убедительно дав понять, что лобовая атака не принесет ничего хорошего; нужно найти способ подобраться к ней сзади… Но поскольку окружавшие их багряные всадники и пехотинцы либо просто смотрели на тварь, разинув рот, либо пятились, за свой собственный тыл беспокоиться не приходилось. По крайней мере, Пурна на это надеялась.
В какой-то момент она испугалась, что монстр следит за ней, – отвратительная серая морда повернулась в ее сторону. Но тут кобальтовый всадник бросился в атаку на чудище, протрубив в рог; от знакомого звука у Пурны неприятно засосало под ложечкой… Впрочем, теперь она разглядела, что Чи Хён лежит на земле чуть поодаль, рядом стоят две лошади, а капитан Феннек опустился на колени перед своим генералом. Пурна снова обернулась к атакующему всаднику, черный рог сверкнул на фоне светлых волос, и дурное предчувствие превратилось в ужасающую уверенность – не Чи Хён скачет навстречу монстру, а Чхве, красивая и безрассудно смелая дикорожденная, которая помогла Пурне сделать этот подарок генералу. Чхве снова протрубила в рог убитого волка и пришпорила скакуна.
Не в силах отвести взгляд от сцены ужасной гибели одной из немногих, кем она восхищалась, Пурна побежала, надеясь подобраться к монстру сбоку, но едва не налетела на раненую Чи Хён и испуганно гарцевавших лошадей. Пока она осторожно ступала между замерзшими и свежими трупами, пространство перед чудищем вдруг расчистилось. Пурна увидела, как Чхве развернула скакуна, вероятно надеясь увлечь Короля Демонов в погоню за собой. Но тварь уже изготовилась к прыжку, а дикорожденная находилась все еще слишком близко.
Однако за мгновение до того, как чудище прыгнуло на всадницу, один из сраженных кобальтовых солдат, лежавший рядом с грязной когтистой лапой, приподнялся и вонзил в нее копье. Монстр завизжал так, что мог бы разбудить древних богов или, по крайней мере, заставить их повернуться на другой бок во сне. Забыв про Чхве, он схватил копейщицу передней лапой и вскинулся на тонкие и длинные задние, каким-то чудом удерживая равновесие. Застрявшее в суставе копье было не длинней иголок, что покрывали спину твари. Она сделала несколько неуклюжих шагов назад, с такой силой сдавив женщину, что крик боли заглушил непрекращающееся гудение, затем, точно человек мочалкой в бане, потер пленницей свое мягкое, лишенное иголок брюхо. И кобальтовая копейщица, словно по воле бродячего фокусника, развлекающего крестьян ловкостью рук, исчезла из виду. Длинная морда чудища скривилась в безошибочно угадываемой усмешке, и Пурна в ужасе отвела глаза, поняв, что произошло: на брюхе у монстра образовался пульсирующий пузырь из складок кожи; несчастная женщина беспомощно билась в этой удушающей ловушке.
Пурне нравилось считать, что ее трудно потрясти, но сейчас она испугалась по-настоящему. Убийство чудовища – не подвиг из песен, не охотничье приключение. Это суровая необходимость. Она должна хотя бы попытаться, если хочет спокойно спать по ночам. Какой может быть сон, когда ты знаешь, что на свете существует такая тварь?
Тапаи заскользила по льду в ту сторону, где капитан Феннек склонился над генералом, поднеся к ее залитому кровью лицу флягу с водой или чем-то покрепче. Совомышь села ему на колено, бледное существо казалось таким же обессиленным, как и хозяйка, – Пурна видела этого демона много раз и теперь готова была поклясться, что раньше его шерсть имела густой оттенок оникса. Она оглянулась – не подбирается ли с тыла таоанская пехота. Имперцев поблизости не оказалось, зато Диг, да хранят боги его одурманенную жуками голову, приближался бегом, хотя и не так быстро, как хотелось бы. А прямо перед ней свирепое чудище снова стояло на четырех лапах и, приподняв огромную голову, следило за удаляющейся Чхве. Дикорожденная скакала на север, и это было единственно возможное направление, поскольку позади находились Врата, слева продвигались к лагерю разрозненные группы кобальтовых, а справа, между монстром и попятившейся таоанской пехотой, лежала генерал Чи Хён. Однако тварь не клюнула на приманку, одинокая крикливая всадница не так заинтересовала ее, как звенящая доспехами масса багряных солдат. А затем черные глаза чудища остановились на раненом генерале и ее защитниках.
