Если бы Чи Хён пришлось выбирать, что попросить у судьбы, она попросила бы время. Кучу времени. Чтобы выспаться, затем хорошенько все обдумать и снова уснуть. Она поднималась по склону мимо костров, у которых грелись ее израненные и оборванные солдаты. Перевязанную руку дергали приступы боли, спину ломило, грудь сдавило так, будто Чи Хён захлебнулась холодным утренним воздухом. Как медленно тянулось время в Хвабуне, как не могла она дождаться, когда же начнется настоящая жизнь, как страстно жаждала поскорее сбежать от серой обыденности!
Даже не пытайся осуществить свои мечты. Это знание пришло слишком поздно, чтобы из него можно было извлечь какую-то пользу. Страшно подумать, какой наивной и глупой была она совсем недавно. Если Чи Хён уцелеет и сможет когда-нибудь взглянуть на сегодняшнюю ситуацию с высоты прожитых лет, что она скажет? Не в том ли заключается главный секрет взросления, что с годами ты теряешь былую самоуверенность? Ты просто должна идти вперед, зная, что уже не успеешь ничего изменить в своих планах, и понимая, какие же на самом деле они идиотские. Благодарение демонам, есть возможность прислушиваться к советам шести опытных капитанов. Теперь бы еще добиться, чтобы хоть двое из них в чем-то согласились друг с другом.
– Ты обещал сказать всего два слова, Феннек, а наговорил уже больше тысячи, – прервала Чи Хён поток объяснений, начавшийся в тот момент, когда генерал и Негодяй вышли из палатки. Как будто она сама не понимала, насколько Таоанский полк превосходит численностью ее войско. – Короче, что предлагаешь?
– Я бы хотел поговорить без свидетелей, – ответил Феннек, пристально глядя на генерала, вместо того чтобы покоситься на идущих впереди охранников или на стража добродетели, шагающего по другую руку от Чи Хён. – И этот разговор займет какое-то время, если, конечно, Гын Джу не возражает.
К удивлению Чи Хён, Гын Джу, не дожидаясь приказа, молча кивнул и прибавил шагу, вскоре поравнявшись с охранниками. Ее возлюбленному досталось в бою даже больше, чем ей самой. Правда, ему, в отличие от Чи Хён, удалось выспаться, но он все равно выглядел усталым и явно не хотел в это хмурое утро препираться с Феннеком.
Пока они пробирались через лагерь, снова пошел снег, Язык Жаворонка накрыла тяжелая туча, нависшая как раз над тем уступом, где Мрачный, София и Хортрэп наткнулись вчера на мьюранский отряд, пытавшийся обойти кобальтовых с тыла. При мысли о том, что придется карабкаться туда по обледенелому склону, у Чи Хён едва не подкосились ноги.
– Значит, так, генерал. – Феннек заговорил еще тише, хотя между ними и Гын Джу теперь без труда разместились бы три палатки. – Меня беспокоит Канг Хо. Жаль, что ты сказала ему об императрице Рюки и ее погибшем сыне. Надо было или смолчать, или задержать его в нашем лагере.
– Мне тоже жаль, что я не сижу сейчас на багряном троне, – проворчала Чи Хён. – Но мы с тобой взрослые люди и не можем тратить время на пустые сожаления. Лучше объясни, что ты хотел сказать.
– Только то, что теперь твой отец знает о награде, которую императрица Непорочных островов назначила за твою голову. А пообещала она именно то, ради чего он и затеял наш поход, – власть над Линкенштерном. Насколько я понимаю, от этой цели ты уже отказалась?
Чи Хён замедлила шаг, обдумывая ситуацию; к горлу снова подступила тошнота. Надо отдать должное Феннеку: как раз в тот момент, когда генерал решила, что волноваться больше не о чем, он выкинул очередной номер.
– Канг Хо – мой второй отец. Ты и в самом деле думаешь, что он попытается получить эту награду?
– Я думаю, что он осторожный человек, а ты поставила его в опасное положение.
Чи Хён негодующе взглянула на Феннека, а тот лишь отмахнулся затянутым в перчатку когтем.
– Понятно, что это случилось преднамеренно, но факт остается фактом. Если перейдет на твою сторону, он получит лишь то, что ты ему предложишь… но потеряет при этом супругу, дом и всякую надежду когда-нибудь завладеть Линкенштерном. Допускаю, что без первых двух он как-нибудь выживет, а вот насчет третьего – не уверен. Особенно сейчас, когда Канг Хо с целым имперским полком, готовым прислушиваться к его советам, подобрался так близко к своей строптивой и безрассудной дочери, чья окруженная армия несравнимо слабее его таоанских союзников.
– Довольно.
Чи Хён остановилась, закрыла глаза и набрала полную грудь морозного воздуха. Ее чуть не стошнило от доводов Феннека. Он прав. Если второй отец выступит против дочери, то вернет все потраченные деньги, а затем… На самом деле все складывается как нельзя лучше для Канг Хо, если это он убил сына императрицы, а вину решил свалить на Чи Хён. Он станет не только губернатором Линкенштерна, но и героем Непорочных островов – цель настолько заманчивая, что ради нее можно пожертвовать дочерью, якобы отомстив ей за убийство отеанского принца Бён Гу.
Он и вправду способен на такое?
А как тут удержишься от соблазна? Когда ставки настолько высоки, Канг Хо выгодней действовать за спиной у своего супруга, чем надеяться на непослушную дочь.
– Мне кажется, было бы разумно атаковать первыми, – прошептал Феннек, мягко опустив коготь на плечо Чи Хён; каждый раз, вспоминая о том, как прохождение через Врата изуродовало его руки, она вздрагивала и снова обещала себе, что никогда больше не рискнет воспользоваться столь необычным способом передвижения. – Под предлогом переговоров заманим в наш лагерь Канг Хо и, может быть, даже полковника Ждун…
– Довольно, – повторила Чи Хён.
Хотя «довольно» в этом случае означало «перебор». Да еще какой перебор. Принцесса едва держалась на ногах, в голове, груди и животе все кружилось с пугающей быстротой, и отчасти она сейчас приказывала именно своим взбесившимся внутренностям:
– Довольно!
– Ну, тогда я пойду, – сказал Феннек, пожимая ей руку. – Встретимся в полдень у тебя в палатке, как и было условлено. Я больше ничего не скажу о твоем отце, если меня не вынудят это сделать.
Чи Хён кивнула. Она не открывала глаза, пока не ушел Феннек. Затем осмотрелась: из палаток с любопытством выглядывали солдаты, едва ли не каждого украшали синяки и бинты под синими плащами из грубой холстины, которые она сама раздала новобранцам после прорыва из Мьюры. Самой молодой среди них была девочка, лет тринадцати от силы, с приплюснутым носом и заплывшим левым глазом. Чи Хён понимала, что должна сейчас сдернуть свой плащ с меховой подстежкой и набросить на щуплые плечи этой девчушки, взяв взамен ее тонкую поношенную накидку. Понимала, что людям необходимы подобные легенды, но было чертовски холодно для таких великодушных поступков, и никому не станет лучше оттого, что генерал простудится и сляжет. Чи Хён просто салютовала им и заметила, как дрожит ее здоровая правая рука, протянутая к солдатам, рисковавшим ради нее жизнью. Она с трудом нашла в себе силы выдержать их взгляды, проходя мимо.
И поймала себя на том, что с облегчением ускоряет шаг. Чи Хён расстегнула кобальтовый плащ и поплелась назад, чтобы отдать его девочке, чувствуя себя не борцом за справедливость, а раскаявшимся вором, решившим вернуть украденное. Все выжидающе смотрели на Чи Хён, и она понимала: надо что-то сказать. Но боялась, что только расплачется. Девочка смутилась ничуть не меньше генерала, но все же запахнула плащ на лисьем меху поверх своей ветоши. Чи Хён снова отдала честь. По крайней мере, теперь она дрожала только от холода, торопясь следом за Гын Джу навстречу новому тяжелому разговору, который опять же состоится по ее вине.
