Гын Джу кашлянул, и Мрачный медленно повернул отяжелевшую от саама и песни голову, чтобы выслушать язвительные замечания непорочного, уже жалея, что взялся за это дело, что пропел песню вслух, а не только в своем сердце, и чувствуя себя беззащитным, как черепаха, угодившая в нору к огненным муравьям. Пустой несессер перед Гын Джу тоже не сулил ничего хорошего.
– Ты не счел нужным ничего записывать? – спросил Мрачный, не помнивший, когда в последний раз попадал в настолько глупое положение… что само по себе говорило о многом.
Но Гын Джу, вместо того чтобы отпустить очередную колкость, лишь покачал головой.
– Ты прав. – Наверное, это была игра света и тени, но Мрачному показалось, что в глазах непорочного блеснули слезы. – Я не могу это перевести.
– Так плохо?
Мрачному было все равно, что этот сопляк о нем думает, но отчего же пренебрежение к песне ранило сильнее ножа? Прежде чем он нашел достойный способ прекратить разговор или просто в бешенстве убежать в темноту, Гын Джу поднял с земли прут и бросил в грудь Мрачному. Варвар посмотрел на то место, куда ударил прут, затем снова взглянул на Гын Джу. Даже если бы этот критик обошел костер и поцеловал его в губы, он вряд ли изумился бы сильнее.
– Ты и сам знаешь, что это неплохо, – проворчал Гын Джу.
Мрачный уже привык к беседам с ним. Он понял, что разгадать уловки стража добродетели почти так же трудно, как и хитрые ходы его госпожи. Тон, которым говорил непорочный, – это не самое главное. Неудивительно, что Гын Джу напоминал Мрачному о предмете их общей страсти. Они с Чи Хён вместе выросли и обзавелись схожей жестикуляцией и мимикой. То есть…
– То есть тебе понравилось?
– Понравилось? – Гын Джу выпучил глаза, и маска затрепетала, как флаг на ветру. – Ничего подобного я в жизни не переживал. Ох, у меня просто нет слов! Это было лучше, чем… Ну хорошо, не лучше, но, видят боги, очень близко. И ты спрашиваешь, понравилось ли мне?
– Значит… да?
– Если сейчас скажешь, что сам сложил эту песню, я отрежу себе пальцы. – Похоже, Гын Джу говорил серьезно. – Ну давай, скажи, это ты сочинил?
– Нет, не я. – Мрачный подумал, что лучше бы непорочный пренебрежительно отмахнулся от его песни, а не проявил такой бурный до жути восторг. – У меня бы ума не хватило. Это старая песня, возможно, самая древняя из всех. Рогатые Волки передавали ее друг другу, пока она не дошла до меня. Насколько мне известно, я последний, кто ее помнит. Мудроустый, певец, научивший меня ей… Нет, это уже другая песнь, для другой долгой ночи. Быть может, я убил его собственной рукой. Надеюсь, что нет, но он был среди тех, кто пытался остановить меня на Небесной тропе, и нам ничего не оставалось, как прорываться…
Закончив петь, Мрачный вдруг сделался болтливым, у него кружилась голова, но не столько от саама, сколько от воодушевления. Трудно контролировать дыхание, когда поешь так долго; к концу его уже пошатывало от нехватки воздуха. Он зевнул, а когда снова посмотрел на стража добродетели, тот уже стоял на нетвердых ногах и складывал ножки несессера.
Варвар решил вызваться в караул первым, хоть и был выжат как лимон, но тут в его затуманенный разум пробился луч света. Он вдруг понял, что совершил две наихудшие ошибки, какие только может совершить хозяин костра: не поблагодарил Гын Джу за добрые слова и к тому же пел так долго, что уже никто не сможет спеть после него.
– Спасибо за то, что ты так внимательно слушал меня, Гын Джу, и за похвалу, которой ты меня удостоил, – сказал Мрачный, вставая и подыскивая подобающие случаю учтивые слова, которых ему еще не случалось произносить. – И прошу прощения за невежливость… ммм… за грубость. Я пел слишком долго, но надеюсь, ты окажешь мне честь и споешь свою песню, если и не сегодня, то завтра.
Похоже, его слова застали Гын Джу врасплох. Непорочный едва не уронил тяжелый ящик, но быстро опомнился и повернулся к своей сумке. Но какими бы быстрыми и ловкими ни были его движения, Мрачный все-таки разглядел влажный след на щеке под играющей отблесками костра полумаской. Саам оказался чертовски крепким, особенно для некоторых сентиментальных слабаков.
– Хочешь, я скажу тебе кое-что, Мрачный? – спросил Гын Джу, расстилая походную постель.
Его взгляд снова сделался ясным и спокойным. Страж добродетели стащил начищенные до блеска сапоги и завернулся в одеяло.
– Несомненно, – ответил Мрачный, хотя на самом деле очень даже сомневался, что сумеет и дальше переваривать сюрпризы этого вечера.
– Кажется, теперь я понимаю, почему Чи Хён решила, что мы поладим.
С этими словами непорочный повернулся к Мрачному спиной, и тот даже не успел решить, готов ли он признаться в том же самом… хотя бы себе самому.
Далеко за полночь Мрачный все еще сидел у костра, подкидывая хворост, и размышлял о том, как сильно отличается это путешествие от охоты в одиночку, которую он замышлял поначалу. Дедушка погиб, дядя позорно сбежал, и теперь настало время Темного Мстителя; застенчивый юноша превратился в чудовище, которое не остановит никакая сила. Он понимал, что его кровь должна кипеть от ненависти к дяде и в голове не может оставаться ничего, кроме мыслей о возмездии, однако всю дорогу он мечтал о Чи Хён и изводился раздумьями о Безликой Госпоже и Софии… А теперь еще и спел эту дурацкую песню дорогим друзьям дядюшки Трусливого, вместо того чтобы чураться их. Он даже не сдержал слова и не надрал задницу мальчишке, что застрелил дедушку из лучка-дохлячка, даже когда этот недомерок не пришел на Язык Жаворонка и не дал Мрачному свершить правосудие. Какой же он Рогатый Волк, если отказался от такого праведного дела, как кровная месть иноземцу, убившему его родственника?
Он вообще не Рогатый Волк – вот единственный ответ, и его варвар пытался переварить, начиная с посещения Тао и даже еще раньше. С тех пор как Мрачный сбежал под покровом ночи и сразился с погнавшимися за ним соплеменниками, он не имел никакого права причислять себя к этому клану…
А может, все началось много лет назад, когда он принес в деревню раненого дедушку. И чем больше Мрачный думал, тем сильнее ему хотелось навсегда избавиться от этого груза. Втайне он мечтал вернуться домой героем, доказав родичам, что они в нем ошиблись, но почему он вообще должен возвращаться? Все, что он любит в этом мире, не считая матери, для Рогатых Волков чуждо, святотатственно, противоестественно. Вот сегодня он помирился с враждебно настроенным непорочным, причем без помощи силы, – разве это не правильней стократ, чем тщетные попытки заслужить приязнь соплеменников? Вместо крови на руках или ножа в спину он получил дружбу… по крайней мере, первые намеки на дружбу с человеком, имеющим больше, чем кто-либо другой на Звезде, причин ненавидеть его, с человеком, помогающим ему нести колдовское бревно, полученное от шаманки из племени Шакала! Значит, пора наконец заявить громко и гордо…
– В жопу Рогатых Волков! – воскликнул Мрачный, обращаясь к огню, поскольку понял этим вечером, что у слов больше силы, если они произносятся вслух…
