– Поспать бы, – сказал я.
Корнет хихикнул.
– Есть тростниковый шнапс, – сказал он. – Говорят, чем-то сильно отличается от картофельного. А по-моему, просто жжёного сахара добавили, и всё.
– Давайте, – сказал я.
Он протянул руку куда-то за себя и выволок пузатую чёрную бутыль. Из-под стола достал стопку бумажных стаканчиков.
– Извините, компанию не составлю – дежурство.
– Не смею настаивать, – сказал я.
– А вы забавный, – он сказал это, внимательно контролируя глазом падающую в стакан струйку.
– Мне говорили, – согласился я, принимая стаканчик.
Шнапс был действительно хорош. Я даже знал откуда-то, что правильно он называется не «шнапс», а иначе, но вспомнить не мог. Делают его на юге и пьют в самую жару…
– Сначала, извините, формальности, – сказал корнет, раскрывая папку и вытаскивая из неё «опросный лист» – знакомый бланк, очень знакомый… – Полное имя?
– Моорс, Динуат.
– Число исполнившихся лет?
– Тридцать шесть.
– Образование?
– Военное училище имени маршала Армали.
– Семейное положение?
– Не женат.
– Сведения о ближайших родственниках?
– Сводный брат Чак, сидит этажом ниже. Его жена и дочь. Двоюродный дядя доктор медицины Мор Моорс, проживает в Парабайе. Вроде бы все… Во всяком случае, больше вспомнить не могу.
– Место жительства?
– Город Верхний Бештоун, санаторий «Горное озеро».
– Там и работаете? Или служите?
– В настоящее время – вольный старатель. Ну, или в недавно прошедшее.
– Поня-атно… – протянул корнет и посмотрел за моё плечо. Я оглянулся. Там был только шкаф. – Ладно, с формальностями всё. Про то, что мимо вас и через вас захваченную докторшу не проводили, мне сказали. Так вот… – он посмотрел на только что заполненный (на одну двадцатую примерно) опросный лист, будто рассчитывая там что-то неожиданное для себя увидеть. – Вы в каком звании ушли в отставку?
– Я не уходил в отставку – сказал я. – Скорее всего, я числюсь погибшим.
– Вот как? – удивился корнет.
– Вы же, наверное, знаете, что произошло в Верхнем Бештоуне?
– К стыду своему, нет.
– В День Прояснения там погибло почти всё население – и гражданские, и гарнизон. Один из офицеров сошёл с ума и взорвал заложенные вдоль границы газовые мины. Потом там начались столкновения, переросшие в гражданскую войну. Захватившую весь этот край.
– А вы?…
– Получил отравление, но почему-то не умер. Примерно через год встал на ноги. Решил, что… ну, понятно.
– Но вам же положена пенсия, льготы всякие…
– Ничего мне не положено, – сказал я. – Я ведь не присягал Республике. Стоял на страже преступного режима.
– Понятно, – кивнул он. – А в каком вы звании были?
– Штаб-майор.
– Гвардии?
– Ну, естественно. Командовал ротой прикрытия.
– Понятно… – повторил он. – А старательством который год промышляете?
– Два сезона полных и один частично, – сказал я, прибавив лишний полный сезон.
– То есть в Долине ориентируетесь хорошо?
– Насколько это вообще возможно.
– Понятно, – снова сказал он. – Поможете нам найти нашу докторшу? Её наверняка держат где-то в Долине.
– А что, такой ценный кадр?
– Начальник говорит, что да.
Я сделал вид, что думаю.
– Отказаться же я не могу, правильно?
– Нет, ну почему? Можете… наверное. Просто – что дальше-то?
– Вот и я об этом.
– А так мы вас в штат введём, хоть что-то заработаете да домой увезёте. Соглашайтесь.
– Ну… соглашаюсь.
– А брат?
– Думаю, он тем более согласится. Слушайте, а позвонить домой отсюда можно?
– Пока нельзя. Письмо можно передать, внизу военная база есть, там солдат в ящик бросит. Недели через две нормальную связь обещают сделать, не раньше. Горы, сами понимаете.
– Да, горы… Ну, расскажите подробнее, что случилось.
* * *
Когда я узнал имя пропавшей докторши, я чуть не упал со стула. Надеюсь, корнет этого не заметил.
* * *
Нас с Чаком подселили к двум экспедиционным старателям – тому, который нас вёл, человеку без примет, похожему на множество людей сразу – внешность идеального шпиона, ещё подумалось мне, – и второму, которого наоборот трудно было бы с кем-то перепутать или забыть: сухой, жилистый, с узким лицом и слегка раскосыми глазами, длинные тёмные прямые волосы – просто древний кидонский царь из кино про расхитителей гробниц. И звали его по-древнему: Зорах. Правда, реальный мудрый царь Зорах, если придворные художники не врали, был чудовищно толстопуз и лыс. Как звали неприметного, я долго не мог запомнить, наконец записал: Бене. Имя как имя…
Зорах был профессиональным старателем с ещё дореволюционным стажем. Кем был Бене, я так и не понял – он вроде бы сказал, но совсем уклончиво. Слова произнесены, но информация не поступила. Хотя по тому, как он нас сюда вёл, можно было понять, что Долину он топчет не первый год. И не третий.
От него, впрочем, я узнал кой-какие детали похищения Рыбы, которые корнет забыл сообщить, а может, не захотел по какой-то причине. Хватились её под утро – нашли окоченевшего офицера, то ли её порученца, то ли адъютанта (во выбилась в люди наша Рыбка!). Офицер умер от потери крови, рана была нанесена чем-то исключительно острым по правой стороне шеи – причём рассечена оказалась только вена, а артерия уцелела. Судя по кровавому следу, он шёл в башню, которую занимала Рыба, но упал на ступенях, потерял сознание, а потом и умер. Из оборудования пропало много чего, в основном медикаменты и хирургический инструментарий. Можно было понять, что Рыбу похитили именно как врача – а значит, где-то поблизости скрываются вооружённые люди, и кому-то из них нужна квалифицированная медицинская помощь. Собаки, пущенные по следу, уверенно повели погоню в Долину, но потом вдруг потеряли нюх – похоже, тропу чем-то посыпали… или… – но тут неприметный стал вдруг невнятным.
* * *
Остаться с Чаком наедине как-то не очень получалось. Вроде бы мы были не под конвоем и не под надзором, но здесь просто было очень тесно – как в том же лагере. Чак продолжал мне не нравиться, ибо участвовал во внешней жизни каким-то малым процентом своего естества, а прочее участвовало во внутренней жизни, в самой глубокой её части – и что оно там делало, понять было невозможно.
К сообщению о том, кого нам придётся искать, он отнёсся с лёгким любопытством, корнет это засёк, спросил: знакомая? – на что получил обстоятельный ответ: учились в одной школе, но она классом младше; я же сказал, что по имени не помню, может, и учились, ничего не могу добавить; если увижу, то вспомню. Или не вспомню…
