– Кого еще видели?
– Были еще туристы, немного… Одна пара из Англии. Во всяком случае, мы с Лерой так решили. Послушай, Моника, я не знаю, кто и за что хотел нас убить. И это просто ужасно, что ее больше нет. Она совсем молодая.
– Что вы ели и пили?
– По дороге мы попросили водителя остановиться и в Силистре купили минеральной воды, сухариков.
– Вы пили эту воду?
– Ну да!
– Постарайся вспомнить. Вот вы приехали на озеро. Куда делся этот старик?
– Не знаю. Но он не мог нас отравить. Он просто привез нас, и все. Сказал, что подождет возле беседки, наверху, а мы пошли по дороге, он еще сказал нам, что там совсем близко Дунай… А за горой – Румыния.
– Ты не искал меня?
– Сначала мы хотели осмотреть озеро, а затем я бы отправил ее обратно в Варну, а сам занялся бы твоими поисками. Я не хотел, чтобы она знала, зачем я на самом деле приехал сюда.
– Что было потом?
– Мы пошли по дороге, ведущей куда-то в гору, направо. Мы видели несколько машин, они стояли на обочине. Возможно, хозяева этих автомобилей прятались где-нибудь в кустах с биноклями, наблюдая за птицами. Мы еще говорили об этом с Лерой.
– Мне неприятно, что ты так часто произносишь ее имя.
– Но она же мертва.
– Я все равно ревную.
– Как ты думаешь, кого хотели убить? Ее или меня?
– Может, за тобой следили еще в отеле? Постарайся вспомнить.
– Нет. Я ничего такого не заметил.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал. Я могу сделать так, чтобы ты здесь остался.
– Да, ты говорила. Но мне надо подумать.
– Я могла бы поехать с тобой в Россию и подождать, пока ты не закончишь все свои дела.
– Я тоже боюсь тебя потерять. Постой… Так значит, ты нашла меня… И все это время делала вид, что не знаешь меня. Знала, что меня зовут Виталий, но продолжала упорно звать меня Иваном. Зачем?
– У меня бизнес. Мне важна моя репутация. Ведь это же я посоветовала тебе приехать на озеро, это я рассказала тебе о нем. Я побоялась, что меня заподозрят в том, что я решила вас отравить.
Она сказала это с каким-то отчаянием в голосе.
– Вот и все, я сказала тебе правду. Ты не должен на меня сердиться. Ведь я же все это время была рядом с тобой. Я была терпелива и вместе с тобой как бы открывала новые страницы твоей памяти. Я хотела, чтобы ты сам вспомнил меня, – лукавила она, стараясь, чтобы ее страхи за собственную репутацию не выглядели циничными.
– Странная история. Очень странная.
– Ты любишь меня?
Это было самым важным, его любовь. И она не стеснялась признавать свою зависимость от него. Она была больна этой любовью, этим жгучим желанием сохранить его при себе.
– Да, люблю… Моника, мы должны что-то делать. Невозможно сидеть вот так целыми днями на террасе и пить кофе. Я не должен бояться, что меня снова попытаются убить. Поверь мне, там, в России… – он махнул рукой куда-то назад, – я занимаю очень скромное положение. У меня нет врагов. Я безобиден. И мало кто вообще знает, что я здесь.
Раздался звонок. Моника вздрогнула. Она теперь всегда вздрагивала, когда звонили. Раньше ее звонки пахли деньгами, подсолнечным маслом и табаком, миндалем и черешней, теперь же – опасностью и страхом потерять любимого мужчину. Она ждала звонков из посольства, из полиции, из России, звонков, которые положили бы конец ее счастью.
Но на этот раз звонила Дора. Спросила, нужно ли ей сегодня вечером козье молоко или сыр.
– Сыр, Дора. Принеси сыр, – Моника почувствовала, как ее начинает колотить.
Едва она успела закрыть телефон, как раздался еще один звонок. На этот раз звонили из силистринской полиции. Ее хороший знакомый – Шопа.
– Моника, минут через пятнадцать-двадцать к тебе приедут люди. Это русские. Они занимаются поисками Валерии Бариновой, ну, ты знаешь. Понимаю, насколько тебе дорого твое спокойствие, но девушку убили, и мы должны помочь им разобраться в этом деле. Словом, это я дал им твой адрес. Поговори со своим другом, пусть он ответит на их вопросы. Еще я подумал, что почему бы и вам с Виталием не задать им вопросы? Может, они знают что-то про Валерию, что помогло бы и нам понять, кто и за что ее убил… По чьей вине он сам чуть не отправился на тот свет.
– Шопа, – зашипела она в трубку, – зачем ты отправил их искать Валерию здесь, у меня, когда всем известно, что она находится в морге?!
– Моника, не будь такой злой. Подумай о том, что у этой девушки была семья, и люди хотят понять, что произошло, кто и за что убил эту девушку… Не сердись.
Моника едва сдержала себя, чтобы не разбить телефон о стену.
24
Перед Марком сидела молодая женщина с бледным лицом и испуганными глазами. В руках ее был истерзанный носовой платок.
– Я пришла сюда, к вам, чтобы рассказать одну историю, которая, вероятно, поможет вам разобраться в одном деле… А еще… Еще мне очень хочется, чтобы вы помогли мне найти одного человека. Хотя я подозреваю, что его уже нет в живых, что они убили его…
Ее звали Сима, так она, во всяком случае, представилась. И пришла, чтобы рассказать о своем друге – бомже Юлике.
Речь ее была корявой, рассказ выходил нескладным, эмоциональным, женщина то и дело плакала, промокая глаза платком. Марк не сразу понял, что и Сима-то в прошлом обитала на вокзале, что была не то проституткой, не то продавщицей в ларьке.
Марк слушал, старался вникнуть в ее рассказ, хотя на самом деле находился под впечатлением своего долгого и неприятного разговора с Геннадием Строевым. Желание избежать наказания за изнасилование Милы Орешкиной заставило его обратиться к Марку, который пришел, чтобы его разоблачить, с просьбой о помощи! Он сказал, что напишет в подробностях обо всех своих действиях, направленных на то, чтобы посадить Татаринова, и что умоляет только об одном – вытащить его из этой истории с девушкой.
На вопрос Марка, кого убили на самом деле, Строев ответил, что понятия не имеет. Что, судя по одежде и некоторым характерным признакам, труп принадлежал рано состарившемуся мужчине, предположительно бомжу. Да и нашли его неподалеку от вокзала, между рельсами. Избитого до смерти. В кармане его одежды был на самом деле обнаружен паспорт на имя Виталия Колосова. Марк попросил Строева показать ему фотографию убитого.
– И что, – спросил он, – его, этого человека, так никто и не искал? Не обращался в полицию? И среди без вести пропавших его тоже нет? Или ты вообще не занимался больше этим делом? Вот просто взял и сляпал дельце, повесил убийство на Татаринова? И тебе все равно, кого убили на самом деле? Откуда в вас, в операх, такой цинизм и чувство превосходства над другими людьми?! И давно ты почувствовал в руках власть? Давно ли ты пользуешься ею для решения своих вопросов?
