Конни кивнула, вытирая глаза. Ее младший научный руководитель наклонилась ближе и понизила голос.
— Мэннинг Чилтон… — начала она, затем, помедлив, отхлебнула коктейль, собираясь с мыслями. — Конечно, Мэннинг — видный ученый и, конечно, его репутация на факультете безупречна.
Конни сдвинула брови. Если бы репутация Чилтона была под сомнением, зашаталась бы вся научная карьера Конни. Джанин кашлянула, оглядела слабо освещенный зал и придвинулась ближе к Конни.
— Просто его последние исследования… Ну, они как-то повернули в идиосинкразическую сторону.
— Что вы имеете в виду? — в замешательстве спросила Конни.
Она знала, что он готовит какой-то важный доклад для осенней конференции Ассоциации специалистов по истории колониальной Америки, но о его содержании даже не догадывалась.
— Долгое время Чилтон изучал использование алхимических символов в психоанализе Юнга, — стала объяснять Джанин. Ее голос почти тонул в музыке и доносившихся из дальнего угла разговорах студентов летней школы. — Его интересовала алхимия как способ понимания мира, использующий в качестве метода подобие. Он полагал, что язык алхимии способен предоставить психоаналитическую интерпретацию древним ритуалам и магическому мышлению. Но последний доклад, который он сделал на конференции Ассоциации специалистов по истории колониальной Америки, был немного более… — она подыскивала слово, — буквальным, — закончила она. — Он был более буквальным.
— Буквальным? В каком смысле? — спросила Конни, подаваясь вперед.
Теплое, пахнущее мятой дыхание Джанин коснулось ее лица.
— Ты когда-нибудь слышала об алхимическом концепте, называемом философским камнем?
— Конечно, — ответила Конни. Она все еще ничего не понимала. — Одна из целей алхимиков Средневековья, верно? Какое-то мифическое вещество, способное превратить любой металл в золото и послужить универсальным лекарством от любой болезни. Правильно? Но никто никогда не знал, что оно собой представляет, какого цвета, из каких элементов состоит. Все его описания и способы получения изложены в форме загадок. Оно известно лишь Богу.
— Верно, — сказала Джанин. — Одна из загадок гласит, что философский камень вовсе не камень, это драгоценная вещь, но не имеет цены, неизвестен никому, но известен всем. В обычном понимании алхимия — предшественница современной химии. В каком-то смысле это так и есть, так как ученые-алхимики впервые в истории стали проводить опыты с веществами и выяснять, могут ли они переходить из одного состояния в другое. Однако многие исследователи, и среди них Чилтон, подчеркивают религиозную составляющую средневековой алхимии.
— Религиозную? — переспросила Конни.
— Да, — ответила Джанин. — Алхимики мыслили аналогиями. Согласно их теориям мир вокруг нас наполнен значением, а строй вселенной есть отражение человека. Аналогичный образ мышления заложен в астрологии: движение звезд и планет отражает наши действия и влияет на нас, и если мы прочитаем его верно, то узнаем правду о нашей ежедневной жизни. И они начали разделять мир на категории, имеющие сходные свойства. С одной стороны, есть солнце, которое олицетворяет тепло, мужественность, прогресс, сушь, день. С другой стороны, есть луна, управляющая холодом, женственностью, регрессией, влагой и ночью. Есть четыре качества: тепло, холод, влажность и сухость. Все на Земле, как они думали, можно описать, используя эти категории. Золото, например, может быть представлено сочетанием солнца, земли, огня, тепла и сухости, что охватывает его цвет, текстуру, полезность, что угодно. Я просто рассуждаю, но ты ведь поняла, что я имею в виду?
— Думаю, что да, — осторожно сказала Конни, не уверенная, что поняла. — Сложно мыслить в таких терминах. Золото — всего лишь элемент, верно?
— Да, но в Средние века этого еще не знали, — сказали Джанин. — Мир был сплошной загадкой до того, как мы узнали об атомах и ДНК. Люди пытались понять, каковы его составляющие, не только чтобы узнать мир лучше, но и чтобы им управлять. Алхимия говорит, что элементами и их качествами могут управлять одаренные люди, которые заставляют вещества изменить форму вопреки природе. Они сравнивали плавильную печь с человеческим телом, которое тоже преобразует вещества — пища и вода становятся костями и мышцами. Сперматозоид трансформируется внутри тела, как семя в земле, создавая что-то из ничего. Изготовление философского камня, или Великое Дело, требовало самых чистых элементов и самую высокую степень таланта. Это было похоже на поиск путей совершенствования как вещества, так и души.
— Но это псевдонаука, — запротестовала Конни. — Ее всерьез не воспринимали… — она помедлила, обдумывая, — двести лет! По крайней мере.
— Ну, Чилтон говорил не об этом, — сказала Джанин. — Я была на конференции и должна тебе сказать, что он шокировал всех. Он исследовал личные дневники уважаемых химиков семнадцатого−восемнадцатого веков — в том числе Исаака Ньютона, — которые глубоко изучали то, что называлось «вегетацией металлов». Подразумевалось, что трансформация металлов под действием температуры и давления уподобляется росту растений и животных. Мэннинг предположил, что ключевым веществом в загадке мог быть углерод — основа жизни, — который под воздействием температуры и давления можно превратить и в уголь, и в алмаз. Он утверждал, что есть еще одно видоизменение углерода, еще неизвестное современной науке, но достижимое алхимическими методами.
— Методами? — переспросила Конни.
Джанин тихо вздохнула.
— Конни, он доказывал, что философский камень действительно существует. И особенно подчеркивал, что алхимию следует воспринимать не символически — как образ мышления, а буквально.
У Конни расширились глаза. Вот ее научный руководитель стоит на кафедре, а диапроектор отбрасывает темно-красное изображение камня на его лицо и глаза. Он стучит кулаком по кафедре, а губы двигаются. Но в зале слышен только смех. Она моргнула, видение исчезло. Рука потянулась к болезненно пульсирующему виску.
Джанин рассмеялась.
— Да-да, у меня тоже от этого болит голова. Участники конференции повеселились на славу. В лучшем случае его обвиняли в антиисторизме, а в худшем — предлагали уйти в длительный отпуск. — Джанин выпустила воздух сквозь зубы и еще больше понизила голос. — Даже ректор университета с ним потом беседовал. Интересовался, не слишком ли хлопотно быть главой факультета. Разумеется, это между нами.
— Поразительно… — сказала Конни.
Невероятно. Что тогда сказал Чилтон? Я попросил бы подождать, пока я не представлю вам то, что у меня есть. А потеря факультета для него хуже смерти.
— Ну, — продолжила Джанин, — ты знаешь Мэннинга и можешь представить, как он воспринял их реакцию. Для него это удар. — Она покачала головой. — Так что если он с тобой слишком строг, теперь ты знаешь из-за чего. Думаю, ему надо немного прийти в себя и восстановить репутацию. Если он сможет представить реального протеже, который проводит серьезное, инновационное исследование…
