Большая часть текстов была на английском языке разной степени архаичности, а устаревшая орфография и вышедшие из употребления названия растений, веществ и процессов еще больше усложняли задачу. Она уже прочитала о способах приготовления снадобий при гнойных ранах, инфекциях, «черном легком», апоплексии и лихорадке.
На некоторых страницах встречалось что-то вроде молитв, больше похожих на магические формулы — в них испрашивалась помощь Всемогущего. Конни не уставала удивляться, насколько религиозной оказалась книга — как и те, что описывали христианские обряды дореформаторских времен.
В книге отразился мир, в котором христианство — основа постижения окружающей действительности. Неудивительно, что пуританские теологи считали, что ведьмовство — если это было оно — опасно. В системе мышления, где источником спасения и добродетели может быть лишь благодать Господня, где поступки никак не влияют на состояние души и где болезнь или неудача — знак Божьей немилости, противостояние неудачам и болезни при помощи личного обращения к Богу и использование методов протонауки шло вразрез со всем тем, что проповедовала пуританская власть. Пуританские теологи видели в этом святотатство. И даже происки дьявола.
Насколько могла судить Конни, составляющих в любом рецепте книги теней было три: молитва, скрупулезно точное смешивание трав и других природных компонентов, и что-то еще — что-то неуловимое. Энергия? Почти, но не то. Намерение? В книге это называлось по-разному: «сноровка», «мастерство», «воля». Но Конни все же не могла выразить это понятие современным языком. В памяти всплыл эпизод с клеомой — как раз когда обнаружились бабушкины карточки. Она вспомнила, что Сэм тоже пробовал произнести заклинание — она рискнула использовать такой термин, хотя и не без смущения, — но у него не вышло вдохнуть жизнь в засохший цветок. Конни нахмурилась, сосредоточившись, и перевернула страницу.
Сэм. Ему становилось хуже. Она хотела навестить его сегодня во второй половине дня, чтобы дать отдохнуть его родителям. Все начиналось с регулярных посещений, а переросло в круглосуточное бодрствование у постели. Сэм обессилел. Нога быстро заживала лишь благодаря прочным крепежам, удерживающим тело, — от ежечасных судорог кости могли снова разойтись. Сильнейшая рвота обезвоживала организм, кожа натянулась и пожелтела. Даже неиссякаемое чувство юмора стало покидать его. Доктора уверяли, что найдут способ лечения, но Конни видела, что их уверенность тает с каждым днем. По глазам Сэма она понимала, что и он догадывается об их растерянности. Его вера в их помощь начинала угасать, и сквозь последние всплески надежды стал проглядывать страх.
Она перевернула еще одну страницу манускрипта и через лупу стала вглядываться в расплывающиеся слова. Голова начинала раскалываться. Конни отложила лупу и закрыла глаза, потирая веки руками. Затем вновь заставила себя взяться за работу.
В выпуклой глади увеличительного стекла появилось слово «припадки», и Конни наклонилась ниже, чтобы разобрать непростой текст. «Способ избавления от припадков» — гласил заголовок, и у Конни перехватило дыхание. Историки еще не сошлись во мнении, что в колониальных хрониках имелось в виду под словом «припадки» — обморок или, может быть, религиозный экстаз, когда человек дрожит всем телом и говорит на разных языках. Высказывались аргументы в пользу обоих вариантов. У Конни перед глазами предстал Сэм — его тело содрогается и бьется в очередном приступе, глаза закатываются так, что видны только белки, а язык вываливается изо рта. Если это не «припадок», то что тогда?
«Если хочешь увериться, что Страдания Человека происходят от колдовства, — так начинался текст, — нацеди его собственную водицу в ведьмину бутыль, брось туда булавки или гвозди и нагрей на жарком огне».
Конни подняла голову, обдумывая прочитанное. Что такое «ведьмина бутыль»? Она отодвинула книгу и стала рыться в блокноте. Найдя список завещания Деливеренс, она пробежала пальцем по странице. Вот оно: «стеклянные бутыли 30 шилл.». Тогда Конни недоумевала, зачем в завещании специально упоминать какие-то бутылки.
Она подняла голову и оглядела переполненные полки на стене столовой. Сколько же ушло времени, чтобы отчистить фаянсовую и стеклянную посуду, приютившуюся в нише у очага. А в шкафу под ней скопилось столько пыли, что у Конни опустились руки. Среди прочего там стояло множество древних бутылей — ничего примечательного, обычное старье для антикварных лавок. Зато на кухне толпились запечатанные бутылки уже более позднего времени — оставшиеся от бабушкиной работы, хотя Конни с трудом могла себе ее представить.
Обернувшись, Конни посмотрела на нишу у очага и на шкаф под ней. Сощурившись, она сосредоточила внимание на дальнем углу столовой и представила бабушку в цветастом платье, с завязанным на талии передником. Вот она опускается на колени и, устало ворча, открывает дверцу. Смахнув с лица выбившуюся прядь волос, она лезет внутрь. Конни даже услышала, что за деревянными стенками что-то позвякивает.
Нет, это не просто старье.
Конни слезла со стула и присела у дверцы.
По всему дому в самых неожиданных местах она натыкалась на встроенные кладовки. В каждой из спален наверху под окном обнаружился целый склад: запасные одеяла, набор для «Скрэббла» — с почти полным отсутствием гласных букв — и следы пребывания многочисленных поколений мышей.
Отодвинув небольшую щеколду, Конни распахнула дверцу. Внутри под толстыми слоями пыли и гирлянд паутины была погребена куча разнокалиберной посуды: маленькие чугунные котелки и сковородки, что-то похожее на ржавую вафельницу, решетка с длинной ручкой для жарки рыбы на открытом огне, несколько позеленевших от времени медных грелок — в них клали раскаленные угли. И толстостенные стеклянные бутылки голубовато-зеленого оттенка. Десятки, может быть, сотня, разного размера, с неровными горловинами и толстым дном — все родом из доиндустриальной эпохи, когда стекло выдували люди, а не машины.
Бутылки были без пробок и большей частью пусты. Протянув руку, Конни высвободила одну из них из-под слоя всякого хлама. Поднеся бутылку к глазам, через толстые стенки, испещренные пузырьками, она увидела внутри два ржавых гвоздя. Вернувшись с бутылью к столу, девушка вновь сосредоточилась на рукописи.
«Брось бутыль в огонь, а сама читай «Отче наш» и следом самое сильное Заклинание: Agla Pater Dominus Tetragrammaton Adonai Отец Небесный, умоляю тя, яви Мне Злодея».
Кони взволнованно выпрямилась. Прижав руки к голове, попыталась унять пульсирующую боль. Agla — как в выжженном на двери круге. Перечень имен Бога. А Tetragrammaton — где она могла это видеть? Девушка закрыла ладонями глаза и стала мысленно рыться в многочисленных ящиках памяти. Дойдя до ящика «Разное», она почему-то подумала о Сэме. Ее глаза широко распахнулись — она вспомнила! Слово tetragrammaton было высечено на межевом камне, который ей показал Сэм в первый же вечер их знакомства. Она полистала блокнот и нашла определение, выписанное из книги по народной магии. Так описывалось слово «Яхве» — еще одно имя Бога, только на иврите.
Конни посмотрела на часы. Уже пора. Надо дочитать абзац и идти.
