Деливеренс гладила длинные волосы Мерси и, слегка покачивая ее на руках, улыбнулась:
— Где же ты нашла монетку для такого подвига?
Мерси поняла, что мама ею гордится.
— Тетушка Бартлетт помогла. Дала денег и свою кобылу. Я принесла сухарей. — Она достала из мешка несколько штук. — Можно дать один Доркас? — Мерси беспокойно оглянулась на маленькую девочку, неподвижно лежавшую в темном углу с закрытыми глазами и пальцем во рту. — И где Сара Осборн?
— Я ее покормлю, когда ты уйдешь, — сказала Деливеренс печально и безропотно. — Боится она посторонних. А достопочтенную Осборн больше не тревожат земные скорби. Господь забрал ее к себе три недели назад.
— Как это, когда я уйду? — переспросила Мерси, глядя маме в глаза. — Но мама, все подготовлено, ты уйдешь со мной.
Деливеренс посмотрела в открытое лицо своей дочери и тихо засмеялась. Она протянула руку, погладила Мерси по пылающей щеке, и девушка вдруг ощутила глубину маминого смирения.
— Доченька, — сказала Деливеренс, улыбаясь уголками губ, — ты ведь знаешь, что я не могу уйти.
— Нет, можешь! — воскликнула Мерси, схватив мать за руки. — Надсмотрщик спит — я дала ему зелье, а еще я научилась открывать замки. Мы должны идти, мама!
— И оставить остальных? Тех, кто невиновен в преступлении, которое совершила я? — спросила Деливеренс, пристально разглядывая лицо девушки и ища понимания.
— Совершила ты? — Мерси привстала с колен.
Ну, конечно, она обезумела, — подумала она. — После стольких месяцев в тюрьме мало кто выдержит.
Деливеренс подвинулась и с тихим стоном вновь прислонилась к каменной стене.
— Так это ты убила Марту Петфорд? — с тревогой и смущением спросила Мерси.
— Нет. — Деливеренс покачала головой. — Не я. И неудивительно, что мне не верят. Она действительно была околдована. В какой-то степени. А снадобье, которое я дала, лишь подтвердило мою догадку.
— Но зачем? — сказала Мерси, сбитая с толку. — Кто бы стал желать смерти ребенку?
— Никто, кроме самых презренных и омерзительных из бесов. Но подумай, Мерси. Как ты можешь говорить про колдовство? — Она смотрела на дочь светлыми глазами, нахмурив брови. — Причина любого страдания — всегда чей-то злой умысел, а не просто случайность или божественное провидение. Злоумышленник порой может не ведать, что творит зло, и не понимать, как оно получается, поэтому не ищи умысел, а довольствуйся исцелением. — Деливеренс закрыла глаза, переводя дух. — Человеку необязательно быть колдуном, чтобы причинить страдание другому.
— Мама, — сказала Мерси, — я не понимаю. Кто же убил малышку Марту?
Деливеренс открыла глаза — потускневшие от изнеможения и недоедания.
— Питер Петфорд, кто же еще, — хрипло сказала она.
— Достопочтенный Петфорд?! — изумленно ахнула Мерси.
— Сам того не зная, — добавила Деливеренс. — Несчастный…
— Но как? — воскликнула Мерси.
— Когда меня позвали к постели бедной Марты, я думала, что у нее обычные припадки или что она притворяется — ведь в таком нежном возрасте ей пришлось взвалить на себя все хозяйство. И мамы нет. — Деливеренс потерла рукой лоб, чтобы отогнать неприятные воспоминания. — Я дала ей легкое успокаивающее снадобье и стала читать молитву. Я надеялась, что теплое общеукрепляющее питье и нежные слова ей помогут. — Она вздохнула с видимым усилием. — Я редко так ошибалась. Оказалось, что это отравление свинцом от старой посуды. Потом припадки усилились. Я сотворила сильное заклинание от отравления металлом, но было уже слишком поздно. И девочка умерла.
— Сатурнизм, — выдохнула Мерси, широко раскрывая глаза от осознания истины.
— Сатурн — планета свинца, так же, как Меркурий — планета ртути. Я вижу, ты не бросала учебу, умница моя.
Деливеренс улыбнулась дочери.
— А ты видела эту посуду?
— Да, несколько щербатых плошек с потрескавшейся свинцовой глазурью. От этого и помутился разум у самого Питера. Свинец губителен для всех, но взрослый лишается рассудка, а ребенок умирает в муках. Наверное, и Сара Петфорд отравилась свинцом — ведь ее не стало за несколько месяцев до того, как у Марты начались припадки. — На лице Деливеренс отразилась глубокая скорбь. — Выходит, Марту и в самом деле околдовали, только сделать уже ничего было нельзя. Надо было обрушить всю правду на несчастного отца и убить его? И кто бы меня послушал?
— Но значит, ты невиновна, мама. Ты пыталась вылечить Марту, а не убить ее, — настаивала Мерси. — Нужно сказать губернатору Стаутону! Он образованный человек, он услышит голос разума.
— Боюсь, никто из судей не настроен услышать голос разума, — сказала Деливеренс. — Они слишком дорожат своим именем, чтобы идти против гласа безумных девочек, которые кричат о ведьмовстве. И пока девочки полностью не насытятся властью и своим выдуманным помешательством, суды не закончатся. — Деливеренс снова закрыла глаза и положила руку на колено дочери. — Да простит их всемилостивый Господь.
— Ты должна пойти со мной, мама, — пронзительно воскликнула Мерси. — Иначе свершится великая несправедливость.
Деливеренс мрачно усмехнулась.
— Несправедливость? — повторила она. — Несправедливость вон где. — Она кивнула на поникшую маленькую девочку, прикованную цепью к стене. — В ведьмовстве нет ничего от лукавого — конечно, за такие слова меня обвинят в святотатстве, — но все же я была и остаюсь ведьмой. Как я могу уйти и оставить невиновных умереть вместо меня? — Она погладила Мерси по щеке и, приподняв ей подбородок, посмотрела прямо в глаза. — Что станет с моей бессмертной душой после такого поступка?
Взгляд Деливеренс пронзил ее насквозь, и Мерси поняла, что задуманное исполнить нельзя. И как только у нее язык повернулся просить маму отринуть вечную жизнь и надежду на Божественное спасение ради нескольких жалких лет в этом мире? Осознав свой эгоизм, Мерси вся вспыхнула от стыда. Кокой же низкий я человек, — с отвращением подумала она. И все равно, зная, что произойдет все так, как предписано свыше, она еще всем сердцем желала, чтобы мама ушла с ней.
Мерси полностью окунулась в эти неприятные мысли, которые, вытесняя друг друга, вихрем проносились в голове. Вдруг она почувствовала, как мама гладит ее по волосам.
— Теперь послушай меня, дочка, — серьезно сказала Деливеренс. — Ты должна уехать из Салема. Не возражай. — Она подняла руку, потому что Мерси уже начала было бурно протестовать. — Ты видишь, что сделали с бедной Доркас. Судом предписано искать зло среди наших родных. Тебе надо уходить.
Перед мысленным взором Мерси развернулась картина ее будущей жизни — длинный коридор, пустой и никчемный. Все, к чему она привыкла, было здесь, в Салеме — ее друзья, друзья ее мамы, молитвенный дом. Здесь похоронен ее отец. А вскоре здесь упокоится и ее мать. При мысли об этом у нее задрожала верхняя губа, где-то внутри стал расти предательский ком ужаса, по ногам и рукам побежал нервный огонь, пальцы сжимались и разжимались под передником.
