О Небо, я хладнокровно убил человека у нее на глазах и поработил разум девушки! Мама! Я не хотел быть монстром при тебе! Не смотри на меня так, мама!
Ее взгляд выжигал мне сердце… Дальше я уже ничего не видел…
…Белые стены, больничный запах, все тело болит просто зверски. Мой кошмар таки продолжается, а все предыдущее было сном?! Так… бинты на запястьях, на локтях, на шее. Тетя паранойя, ты в отпуске!
Заорав что-то не совсем внятное, но очень радостное, я попытался вскочить и благополучно с грохотом свалился с кровати, запутавшись в белой простыне.
— Да что тебе опять неймется?.. — Ван лежал на койке у противоположной стены и лениво глядел на меня одним полуоткрытым глазом.
— Это не сон!!! — заорал я так, что эльф скривился и закрыл ладонью ухо. — Мы живы, демоны меня раздери, живы! А-ха-ха!!! Это был не глю-у-ук!
— Да что же ты орешь, псих несчастный, — проворчал брат. — Отоспись! Ты ж все еще как только из могилы, свежеподнятый зомби, смотреть страшно.
— Какой спать! Я есть хочу! Даже не есть, а жрать! Я неделю не ел!!!
— А я не спал столько же! Заткнись, а?
На тумбочке рядом с койкой лежала аккуратной чистой стопочкой моя одежда. Штаны, футболка, пара носков, рядом с кроватью — ботинки. Натянув штаны, я не рискнул взять футболку — руки в локтях едва сгибались, левая даже не поднималась толком, и старые шрамы были снова крепко перебинтованы. Да уж, досталось нам обоим!
— Ван, вставай!
— Отвянь…
— Ни в жисть! Па-адъе-о-ом!!!
Я получил подушкой, потом скомканной простыней, а следом и кулаком в лицо. Хотя удар-то едва почувствовал, Апокалипсис не собирался меня всерьез бить.
— Грх, больно! — зашипел Ван, схватившись за запястье.
— Да уж… мне тоже… — На бинтах проступили красные пятна.
Взглянув друг на друга, мы весело расхохотались. Два сбежавших от некроманта мертвяка! В бинтах, крови, видок как у покойников, а голодный блеск на дне зрачков довершает картину упыряки.
Ван, так же как и я, не рискнул надевать футболку, ограничившись штанами и ботинками. Цепкими взорами ощупывая окружающее пространство, мы осторожно вышли из своей белой палаты.
Пустой коридор и два ряда одинаковых дверей, режущая глаза своей стерильностью белизна.
— Черный флаг бы во всю стену, — шепотом сказал я.
— Я бы тоже не отказался от флага… — тихо ответил мне брат. — Ну хотя бы вывески вроде «Морг», или «Реанимация», или «Отходнячная», или хотя бы «Душевно больные»…
Слева коридор заканчивался окном, справа — дверью. Стараясь ступать потише, мы направились к двери.
— Слушай, Ван, а это точно не Посмертие? — Тетушка паранойя, оставь меня в покое!
— Думаешь, в Посмертии может все так болеть?
Брат, ты меня прямо утешил! И правда, такой гадкой может быть только жизнь.
Перед дверью была широкая ниша, в которой стояли столик и диван. А на диване, откинув голову на спинку, сидя дрых Шон! Мы с Ваном молча встали перед уснувшим старшим наследником и рассматривали его, склонив головы набок.
— Нет, ну уж кого, а его в нашем Посмертии точно быть не может, — высказался я достаточно громко. — А, Ван?
— Или ад, о котором твердят глупые люди, все-таки существует, — сказал брат в полный голос. — Иначе как в наказание нам Шона бы не переправили в Посмертие!
Шон с трудом продрал глаза и переводил слегка обалдевший взгляд с меня на Вана и обратно.
— Ада не существует. А если существует, придется его разрушить. Слушай, мой светлый брат, а вдруг это тот самый, жуткий… человеческий рай?! Ну смотри, все белое вокруг…
— Тогда, мой темный брат, тем более разрушим! Нам еще такого ужаса, как рай, не хватало!
— Точняк, я ж в раю с ума окончательно сойду…
— Я, кажись, уже сошел, — пробормотал Шон, протирая глаза.
Убедившись, что мы не исчезли, он вскочил, сграбастал нас обоих в охапку и чуть не оглушил:
— Живы, морды упырьи!
— Раздавишь, — прохрипел я.
— И не ори так, — добавил полупридушенный Ван.
Шон тут же разжал руки, и мы, немного подкорректировав направление падения, рухнули на диван, пытаясь отдышаться после этой попытки покушения, замаскированной под радость. Голова закружилась так, что потолок с полом временно поменялись местами.
— Эй, эй, братишки, вы еще здесь? — Шон помахал ладонями перед нашими лицами.
— Больше так не делай, — с трудом ответил Ван, держась за горло.
— Лучше покажи, где здесь еда, — сказал я, пытаясь сфокусировать взгляд. — А то мы скоро кем-нибудь закусим…
— Щас будет вам еда, упыряки. — Мой старший брат тут же повеселел.
— Пирожное хочу! — сказал я ему в спину. — Кремовое с клубникой!
— И мне! — сказал Ван. — Два! А лучше четыре!
Шон ушел, а мы остались сидеть.
— Все еще не верю, что мы живы, — сказал я, глядя в небо за распахнутыми створками окна. — Там было… жутко.
— Я знаю, — тихо ответил Ван. — Кстати, за твоим последним желанием сейчас Шон пошел, а как насчет моего?
— Гитара?
О нет, о ней сейчас даже подумать страшно! С такими руками… Вана, видимо, посетили те же самые мысли.
— Н-да… не судьба…
— Да можно и без гитары обойтись. Орать песни просто так мы, что ли, разучились, а?
— Хм… тогда «Врата, которых нет»?
— Давай!
Прикрыв глаза и отстукивая ритм ногой по паркету, мы хрипло и далеко не так хорошо, как обычно, зато от всей души, запели:
Коснись теплом крыла моей души…
Я жду чудес — я закрываю глаза.
В который раз мне сохранили жизнь,
В дороге в небо снова отказав!..
[5]
Мы почти допели, осталось всего несколько строк, когда распахнулась дверь и зашли мама с дедушкой и отец. Я бы заткнулся сразу, будь один, но… мой светлый брат так редко о чем-то просил. Ну я закрыл глаза, сделав вид, что никого не заметил…
В наступившей тишине гулко прозвучал голос дедушки:
— А я вам что говорил, дети мои? Этих двоих даже смерть не берет, обратно выплевывает — они ей поперек горла становятся. Оболтусы!
Ван вздрогнул, открывая глаза.
— Дедуля пришел, — отстраненно сказал светлый. — Щас мы получим за все…
— Уже получили, дурни! — рыкнул дед.
Я старательно не смотрел на родителей. Ничего я не забыл, хотя хотелось бы.
