— Я не мог им позволить убить тебя, малыш, — качнул головой брат. — И не жалей этих тварей, каждый из них заслуживал смерти! Я читал в душах. Только одного. — Ван поморщился, — зря убил. Остальным прямая дорога в ад. Хватит, не смотри больше! Идем.
— Вам не уйти, — снова обратился ко мне лаборант. — Одной из стен наша лаборатория примыкает к выходу в старые штольни. Оттуда можно выбраться.
Он отдал мне магнитно-молекулярный ключ, такой же, каким я отпер стеклянную клетку.
— С чего бы тебе помогать нам? — Паранойя зашевелилась…
— Создания неба, дети Господа, не должны погибать от руки человеческой, — серьезно ответил мне человек. — Если я не сделаю все что могу, это будет смертным грехом.
Небо! Мне попались религиозные ученые!!! Убиться об стену, кому расскажу, не поверят!
Схватившись за протянутую руку Вана, я встал и поблагодарил людей. Играть, так до конца.
— Как твое имя, ангел? — спросила женщина.
— Иллэтэ, — вырвалось само собой. — Меня зовут Иллэтэ.
[6]
И только через миг понял, что это действительно мое имя.
— Замолви за нас словечко перед Господом, — криво улыбнулся парень. — А мы постараемся замолить грехи и исправить все, что натворили.
Ы-ы… Что ж я, гад темный, наделал-то?!
Если я еще раз за что-нибудь зацеплюсь — постригусь! Сделаю себе «ежик», как у Шона! Бегая… вернее, ползая по этим подвалам и собирая весь мусор и паутину, ориентировались мы кое-как. Вел Ван, я уже соображал через раз, и рана болела зверски. От перевязки наотрез отказался — времени и так слишком мало.
Лодка уже отплыла, и мы догоняли своих по воздуху. Тащить Вана все же пришлось. Буквально рухнув на дно лодки, я придавил светлого. Тот выругался и чуть не выкинул меня в море при попытке подняться.
— Серьезно ранены? — тут же осведомился дядя.
— Не слишком, — поморщился я, заработав от брата взгляд, способный плавить металл.
На самом деле болело просто зверски, рану жгло раскаленным железом, и только чувство долга помогало держаться на ногах. Надо будет — еще сутки пробегаю в том же темпе. И неделю потом просплю.
Воронка втянулась сама в себя, и остров сотряс взрыв. Призраки подоспели…
— Абзац, — культурно высказался дядя, глядя на поднимающийся к ночному небу столп дыма необычного синего цвета.
— …! — не очень культурно согласился Ван.
Хм… ночь уже.
Ну так о чем я? А, вспомнил. Больно было так, что даже на стоны сил не хватало. И еще моя долбаная кровь светилась уже сама по себе! Я сейчас сам поверю, что ангел Господень, и остаток дней своих проведу в доме с мягкими стенами и заботливыми тетями в белых халатах, среди всяческих «владык», «завоевателей» и «посланников высших сил»! Демон бы тебя побрал, Феникс, что ж ты сделал?!
Так демон ведь и побрал… Но того демона еще найду, уж это я тебе обещаю! Ты бессмертен… просто снова потерялся.
Как добирались до яхты, я почти не запомнил. Подняться самостоятельно сил еще хватило. С трудом удалось запомнить, как провели дезинфекцию раны и перевязку. Снова было больно. Рядом так же шипели сквозь сжатые зубы Маньяк и Апокалипсис. Им было хуже, потому что пришлось сдирать корку запекшейся кожи и мяса с воспалившихся ожогов. Маня и Даня, вцепившись друг в друга, как утопающие в последнюю надежду, то и дело хохотали будто ненормальные. Хотя с чего это им быть нормальными?! И плакали в обнимку они так же взахлеб, как смеялись… Потом друзья и брат пожелали мне спокойной ночи: «Какого демона ты уже завалился на боковую, упырь? Мы с тобой еще не закончили!» — и я ответил тем же: «Чтоб вы скончались в корчах, отвалите и дайте поспать!» После чего пришли дядя и капитан, разогнали сборище по койкам, и наступил блаженный покой.
Проснулся я ранним утром, как часто бывало — от кошмара. Сполз потихоньку с кровати, в виде исключения не рухнув с грохотом на пол. Стараясь не разбудить расположившегося на соседней койке Вана и Даньку с Маней на полу, вышел на палубу. Утро встретило меня прохладой морского ветра, разгоняя липкий, черный ужас. Я глубоко вдохнул, чуть поморщившись от боли.
Снова снился Шон. События пятилетней давности… Я тогда опять удрал (шило и сто иголок в некоем месте), брат побежал за мной. Не помню, сколько мы петляли по лесу, я обстреливал его чем попало (от желудей до шишек), устраивал засады на деревьях, он грозился меня выпороть. Потом выбежали на поляну неподалеку от дороги. Брат меня поймал, но наказывать, конечно, не стал, а решил замучить щекоткой. Пока я хохотал и отбивался, обещая страшно отомстить, у края дороги остановилась машина.
Обычно старший печется о младшем и всячески его оберегает, а младший изводит старшего всеми доступными способами. Откуда я это взял? Да так заведено! Но когда мне было пять, Шон сломал ногу в шести местах, упав со скалы, а я, спустившись по почти отвесной стене, его вытаскивал, наугад пользуясь всеми доступными резервами и возможностями. С тех пор стало все по-другому. Я был сильнее брата. Может, я хуже дерусь, меньшей комплекции и вообще… но тем не менее. И я стал с диким рвением учиться всему, чему только мог, чтобы быть лучшим, чтобы незримо оберегать старшего. Обязанности младшего брата я выполнял и даже перевыполнял, но притом всегда незаметно оберегал Шона. И это я должен был быть внимательнее, когда эта клятая машина подъехала так близко!
Потом — удар и металлический привкус во рту. И стекленеющие глаза закрывшего меня собой Шона… Я никогда не смогу забыть белое как мел лицо, струйку черной крови, стекавшей из уголка рта, зрачки, заполнившие радужку, и тихий хрип: «Беги, малыш…» Я не побежал. И никогда не побегу! А Шону было только семнадцать лет, и получить боевую ипостась он еще не успел…
Ужас, который я тогда испытал, был милосердно вычеркнут из памяти, наглухо блокирован. Я не помню, как трансформировался, как убивал все, что движется, одержимый безумным желанием защитить брата. По мнению врачей, я не должен помнить ничего, кроме обрывочных фактов. Но это ложь, которой утешили родителей, а я, конечно, уникум такой, не стал ничего опровергать, чтобы они все отстали и не лезли больше в мою уникальную по своей глупости голову. Все эти умные тети и дяди не учли одного факта — я вижу кошмары. И если я что-то забыл, кошмары освежат мне память. Они всегда к моим услугам…
Уникум. Скорее уж генетическая ошибка. Гордость рода… Бедный род, так и пресечься недолго с такой «гордостью»!
Я готов был цепляться за любые мысли, лишь бы не думать о брате. Посмотри правде в глаза, Ирдес! Все это время тебя сковывает ужас при одной только мысли о том, что Шон… Киса… Глюк и Сказочник…
Нет, забыть, забыть, только не думать об этом!
Мне нужно вернуться. Чем скорее, тем лучше. Иначе я просто не выдержу.
