Позже ко мне заглянули отец с младшенькими. Они не упрекали меня и не стыдили, просто сидели рядом и щебетали о своем. А Святослав Федорович мягко и сочувственно улыбался. И от его понимающей улыбки стало совсем гадко.
– Ты не винишь меня? – не выдержала я.
– Твоя мать тоже была порывиста, – сказал он деликатно, – и яростно защищала то, что считала своим, иногда закрывая глаза на доводы разума. А твой отец был еще более безрассудным. Он не умел жить, если не чувствовал остроты каждый день. Его жизнь – сплошной вызов условностям, людям, опасности. И ему было тесно во дворце. Поэтому нет, Марин, я не виню тебя. Ты их дочь. Нельзя винить воду за то, что она мокрая, а огонь – за то, что обжигает. Я уже привык к тому, что воспитываю необычных девочек. И рад, что для тебя все закончилось хорошо.
– Непросто тебе с нами, – я грустно улыбнулась.
– Непросто, – согласился он. – Но я люблю вас.
Они посидели еще немного и ушли, когда я стала клевать носом и съезжать по спинке кровати набок. Ранение и выбросы силы меня совершенно измотали.
В следующий раз я очнулась от прикосновения. Рядом с кроватью на корточках сидел Мартин и держал свою руку у меня под ребрами. Бок покалывало, но боли не было вообще.
– Выпороть бы тебя, – устало сказал он и погладил меня по щеке. Я поцеловала его пальцы и расплакалась от облегчения. Блакориец присел на кровать, поднял меня, прижал к себе.
– Меня уже, считай, выпороли, – горько поделилась я.
– За дело? – уточнил он.
– За дело, – кивнула я и вздрогнула зябко. – Март… как мне было страшно там!
– Так и бывает, высочество, когда лезешь в серьезные игры взрослых дядь, – успокаивающе откликнулся маг, не без слабого ехидства, правда.
– Еще я очень зла на тебя, – сообщила я и крепче обняла его. – Ты не сказал мне, что у Кати беда.
– Я тоже зол на себя, – смешливо ответил он. – Что не догадался усыпить тебя дня на три. Лежала бы, видела чудесные сны и не рисковала бы собой.
– Они бы убили ее, – возразила я яростно. – Как так можно, Мартин?!
– Девочка моя, – наставительно проговорил он, – пора вырастать из пеленок. Все, что тебе нужно было сделать, – это положить трубку, как только сказали, что Катя у них. Не озвучена угроза – нет условий для ее осуществления. Сообщить Тандаджи, затем залезть под кровать и там ждать, чем все закончится. Но это, увы, не про тебя. Может, годам к пятидесяти, после десятка детей ты и научишься выдержке.
Почему-то отчитывать меня у Мартина получалось так, что я не могла обижаться. Не удержалась, пощупала его за коленку – настоящий, живой и невредимый – и счастливо вздохнула.
– У меня красивые ноги? – таинственным голосом спросил он. – Хочешь, остальное покажу? Я весь хорош.
Я хихикнула и тут же пожаловалась:
– Март, мне очень страшный сон приснился. Что тебя сожрала эта стрекоза.
– Меня довольно трудно сожрать, девочка моя, – задумчиво ответил мой друг. Он вообще был какой-то тихий сегодня. – Даже сотне букашек. – Подумал еще немного. – Даже тысяче.
– Что у тебя случилось? – неуверенно спросила я.
– Еще не понимаю, Марин, – невесело усмехнулся блакориец. – Устал как собака. Ощутил предел своей силы. Понял, что и через сотню лет, если доживу, моя способность противостоять силам природы будет лишь чуть больше, чем у младенца. Хочу покоя… хочу свою женщину рядом.
– И это не я, – довольно ревниво пробормотала я. Он насмешливо посмотрел на меня.
– Ты же бросила меня, высочество. И для тебя не я, не так ли?
Я снова вздохнула и прижалась к нему.
– Я ревнивая, безалаберная, вспыльчивая и глупая. И страшная собственница. Не хочу тебя никому отдавать. Ты подходишь мне идеально, Март.
– И ты мне, принцесса, – он запустил пятерню в волосы, потряс их. – Если бы только это имело значение… Если бы все зависело от наших желаний… Жизнь такова, что сначала потакаешь им, а потом разбираешься с последствиями. И обратно уже не вернуться, не исправить. Так что чем раньше ты научишься думать, тем проще тебе будет в будущем, Марина.
Мы посидели еще немного в обнимку.
– Я уеду из дворца, – наконец-то решилась я выдохнуть эти слова. – Я не могу здесь, Мартин. Все, предел настал.
Он с веселым изумлением оглядел меня.
– Ты вообще слышала, что я тебе говорил?
– Не кричи на меня! – возмутилась я, хотя он даже голос не повысил.
– Мариш, – сказал блакориец терпеливо, – ты создашь головную боль мне, своей семье, вашей службе безопасности. Посиди на месте спокойно, а? Пройдет время, решатся глобальные проблемы – можешь делать что угодно: побриться наголо, поселиться в Тидуссе, уйти в кругосветное плавание. Но сейчас это очень не вовремя.
– Мартин, – зашептала я горячо. – Мартин! Ты думаешь, я не понимаю этого? Мартин, я не могу, это сильнее меня. Мне кажется, я задохнусь здесь, сорвусь, понимаешь? Я сама себя боюсь. Пусть лучше будет охрана, пусть, но я здесь растворяюсь, я глупею, я снова возвращаюсь в состояние подростка, потому что меня отчитывают, я всем должна, меня контролируют. Всем все прощается, а на мне стоит клеймо поступков семи-шестилетней давности, и стоит чуть ступить в сторону – меня судят куда строже, чем остальных. Относятся как к идиотке, от которой только и жди неприятностей, – а я, черт побери, давно уже взрослая, я циничная тетка, успевшая познать мир больше, чем все мои сестры вместе взятые! Я такое видела, что им и не снилось, я каждый день в таких историях, в таких трагедиях, что не дай боги познать никому! На работе я уважаемая медсестра, у меня целая жизнь, не связанная с троном. Я с ума сойду скоро от диссонанса: там я значу всё, здесь – я просто неудачная сестра. Даже вторая по безумности после меня Пол ухитрилась выйти замуж на благо короны. Но я никогда не стану удачной, понимаешь? Как ты не понимаешь?! Я была куда счастливее и целостнее до того, как нам вернули трон! Я много значила для семьи и старалась для них, и я была равна им. А сейчас опять вернулось снисходительное отношение. Я мешаю, Март! Я делаю недостойные вещи! Не дотягиваю до звания третьей принцессы! И, видят боги, не хочу, не хочу и не могу!
Мой буйный монолог блакориец выслушал не прерывая.
– Тебя не отпустят, Марин, – сказал он сочувственно.
– Сбегу, – буркнула я.
Он покачал головой. Взял меня за руку, провел пальцем по запястью – на нем затрепетала призрачная нить.
– Стоило бы тебя все-таки усыпить. Помни: в любой момент тебе нужно лишь позвать меня, Марин. И я приду.
– Спасибо. Ты просто какой-то невероятный, Март, – прошептала я и уткнулась губами в его шею.
Мартин, Мартин, моя несостоявшаяся любовь. Чем мы прогневили богов, что они дали нам друг друга, но забыли отмерить страсти и того притяжения, которое ни с чем не спутаешь?
