– А мама? Как она?
– Мама… – мне не понравилось то, как тяжело вздохнул и отвёл взгляд Серёжка. – Сложно сказать. Она сидела так, неподвижно. А потом пошла в свою комнату и ревела, как девчонка… Не знаю, па. По-моему, она испугалась.
С одной стороны, испуг Инны можно понять: покойник воскрес. Но с другой… Почему-то в глубине моей бессмертной души возник ледяной комок. Честно говоря, я тоже боялся.
Подозреваю, что разговор с женой будет тяжёлым. Мы с ней оба изменились за это время, и в какую сторону, ещё неизвестно.
…Угощение, вино, радость встречи…
Я опять раздвоился. Впрочем, теперь это моё привычное состояние.
Одна часть меня, как ни в чём не бывало, участвовала в семейном застолье, почти как в старые добрые времена. Разве что снедь и выпивку мог только нюхать. Другая – ощущала пустоту. Будто стоишь на краю пропасти, и всего один шаг отделяет от полёта вниз.
Страх в её глазах. Хорошо скрываемый, подспудный, давящий страх.
Инна слишком умна, чтобы показывать его или устраивать истерики, но меня это не обманет. Она боится.
И боится она – меня.
Наверное, её бы не остановило ни то, что я не человек, ни то, что, говоря условно, могу с ней теперь только дружить. Но в её глазах я увидел своё отражение. То, чем я стал в действительности.
Я больше не тот, кого Инна любила все эти годы. Тот Михаил Кошкин умер два с половиной года назад. Она похоронила и оплакала его. Вместо того, похороненного и оплаканного, внезапно возник из небытия чокнутый компьютер с раздутым самомнением и плохо залеченной социопатией. Я могу быть непредсказуемо опасен, и Инна это чувствует. Спасибо хоть на том, что не пытается «уберечь» Серёжку от общения с таким отцом.
Мама.
У неё всегда было неважное здоровье, какие-то проблемы с наследственностью из-за проживания предков в зоне экологического бедствия. Отец всю жизнь берёг её от сильных переживаний, но от всего на свете уберечь невозможно.
Маме было всё равно, из чего я теперь сделан. На то она и мама, чтобы любить своих детей без всяких условий, такими, какие они есть. Она была счастлива уже потому, что я был рядом.
Отец… Ну, здесь и так всё ясно.
Брат, Валька. Сколько себя помню, всегда был высокомерным и честолюбивым. Зато и требования к самому себе предъявлял запредельные. Потому он полкан, а я всего лишь капитан. Но даже у него подозрительно блестели глаза, когда мы увиделись… лично.
О Серёжике и речи нет. С сыном мне крупно повезло.
Говорят, бывает на свете и такая любовь, которую не может разрушить ничто. В истории моей семьи она не редкость. Но мне, видимо, не так повезло, как моим прадедам и прабабкам. Мы с Инной стали друг другу чужими.
Не заслужил другого, наверное.
Что ж, придётся жить с этим дальше.
Пусть Инна строит свою жизнь так, как пожелает, я избавлю её от страха, который она испытывает передо мной. Не мы первые, не мы последние. Но, чёрт возьми, почему не повезло именно нам? Может, мы ошибались изначально, приняв друг друга за тех, кого ждали на самом деле?
Я-то этого уже точно не узнаю.
– Па.
– Что, малыш?
– Я тесты сдавал… В общем, я попадаю в программу предподготовки в лётную академию.
– Так рано? – удивился я.
В городе была «ночь»: искусственное солнце сделалось искусственной луной, достаточно яркой, чтобы освещать улицы и микропарки. Народу меньше не стало, но сейчас не было видно спешащих деловых людей и нелюдей. Гуляли парами, гуляли компаниями, гуляли в одиночку. Где-то звучала ритмичная танцевальная музыка, виднелись отблески световых эффектов. И ещё одно отличие: с наступлением темноты на улицах стало заметно больше патрулей безопасников. Как ни верти, а деловой и научный центры совмещены с военной базой – дабы никого не вводить в искушение. А где военная база, там солдаты в увольнительных и самоволках. И не только солдаты. То есть присутствие безопасников совсем не лишнее.
– Мне сказали, у меня реакция уникальная, – хмыкнул сын. Мы не спеша направлялись к станции монорельса. – Буду, значит, тоже космическим пилотом.
– Мама не против?
– Была против, дедушка повлиял, теперь нет. Только говорит, чтобы я был осторожнее и не лез во всякое… Па, ты не обижайся на неё, хорошо? Как нам рассказали про «Меркурий»… и про тебя… Маму как будто выключили. Ну, или что-то вроде того. Я не знаю, как сказать. Она с тех пор вообще всего боится.
– Что ты, сынок, я не обижаюсь, – грустно улыбнулся я. – Это тебе впору на нас обижаться, что не смогли… не потянули…
– Да ладно, – сын пожал плечами. – Что я, маленький, что ли?
Время уже к одиннадцати вечера. Через полчаса я должен быть на КПП, причём с бутылочкой литра на три и тортиком размером с колесо от карьерного грузовика. Пускай дамы из смены Хильд после работы оприходуют. Сегодня мой второй день рождения. Нет, не потому, что я вселился в искусственное двуногое существо и разгуливаю по станции. Сегодня, впервые в этой, новой жизни я окончательно поверил, что я всё ещё человек.
Пусть и слегка двинутый, но человек.
Спасибо моим родным и друзьям за то, что помогли найти путь к самому себе. А путь к звёздам и далёким планетам я уж как-нибудь проложу.
Сон разума
Два месяца в доке. Два месяца.
Такой долгий отстой при полной исправности корабля – нонсенс. Но мы вообще за гранью нормального.
Исследователи космоса, м-да.
Мне ничего не говорили о предстоящей модернизации оборудования, и потому поначалу я готовился к обычной исследовательской миссии. Но в один прекрасный день док взяли под усиленную охрану и подвезли несколько контейнеров с разнообразным барахлом непонятного назначения. Мне, что самое интересное, ни словечка. Я разозлился, выгнал технарей, задраил все люки и объявил, что, пока мне не предъявят соответствующие документы и спецификации, на борт «Арго» никто не поднимется. Я догадывался, что случилась самая обыкновенная нестыковка в действиях двух ветвей одного ведомства, однако свои права тоже знал. Полковнику, что сопровождал груз и команду техников в армейских комбинезонах, моя реакция не понравилась, но он понимал, что на моём месте действовал бы точно так же. Требуемые документы были оперативно запрошены и предъявлены, военные техники получили доступ на борт и принялись монтировать… Боже мой, чего тут только не было! Дальнобойные сканеры, два независимых блока дальней связи, новейшая система сканирования пространства по ту сторону туннеля, вооружение – как явное, так и скрытое, как наружное, так и внутреннее. Полный перечень впечатлял. Я о таком наборе и мечтать не мог. То ли мой рапорт попал в нужное время нужному человеку, то ли начальство, сложив два и два, наконец само сообразило, что одиночный корабль в неисследованном секторе космоса – лёгкая добыча для негодяев разного пошиба. Теперь меня превращали в подобие эсминца, но в корпусе гражданского корабля.
