Пашка не улавливает смысла слов, но голос тоже зримо рисует проникновенные образы, становится: то писклявым, то хрипло басистым, то журчащим ручейком, то сдавленно прерывистым.
– А-а-а! – выдыхает в истоме толстяк и поворачивается назад, сквозь слезы устремляя взор на гостя. Утираясь платком и щурясь, он исследует незнакомца пристальным взглядом.
Пашка сразу же узнает круглую физиономию Вольдемара и его пухлые пальцы в золотых перстнях, как и говорил отец. Господина в белом тоже насторожили знакомые черты чужака.
– Что такое? Откуда? Пашка! Ты что ли?! – не верит своим глазам бывший дружок.
– Вольдемар!
– Пашка! Вот так встреча! – уже громко выражает чувства хозяин владений. – А мы тебя уже и не надеялись когда-нибудь увидеть. Посчитали, что сгинул, а ты, видно, не совсем еще пропал.
Они сжимают друг друга в объятьях. Пашка ощущает массивность Вольдемарова раздутого тела, тяжесть его рук. Тот, в свою очередь, удивляется худобе и скудости одеяния человека, похожего больше на бродягу, чем на друга детства.
– Ну, ты и фрукт! Ни единой весточки друзьям за столько лет.
– Да, как-то все не получалось, – оправдывается гость.
Пашка, не вольно, рассматривает так изменившегося, полысевшего товарища. Одет он даже слишком шикарно для делового человека, это скорее франт, спешащий на эксклюзивную вечеринку.
Шокирует обилие золота на Вольдемаре. Массивные перстни еще больше утолщают одутловатые пальцы. На пухлом запястье, из-под белоснежного манжета рубахи, излучают желтый цвет часы с широким браслетом. Рядом поблескивает, словно яркая звездочка, золотая запонка. Воротник прихвачен тоже золотою брошью. А из нагрудного кармана пиджака выглядывают, благородного металла авторучка и очки.
В отличие от золоченого Вольдемара, его собеседник в зеленой шляпе одет, как будто собрался на бал-маскарад. Красная короткая куртка одета на цветастую, из крупных маков, рубаху. Спортивные штаны синего цвета заканчиваются коричневыми туфлями с блестящими пряжками. Ничего удивительного, если и носки у него такой же кричащей окраски, как и все остальное.
– Как же тебя к нам занесло? Чем занимаешься? Чем живешь? Какие замыслы вынашиваешь? – сыплет вопросы Вольдемар. – Вот познакомься, Тонкиход, это тот самый Пашка, друг детства, гений, благодаря которому процветает наш бизнес. Он первый заявил всему человечеству, что чудеса можно делать с такой же легкостью, с какой мы способны вообразить их.
– Только сам он, видно, чудес не хочет, – выговаривает длинный, протягивая Пашке свою тощую руку. – Будем друзьями. Я тоже увлекаюсь ученостью и тайными знаниями.
– Что я слышу, Тонкиход! – удивляется Вольдемар. – Ты не подходишь для знаний! В твоем курином чердаке просто некуда их положить.
– В том то и дело! – восклицает ряженый. – Как-то рылся я в своей голове в поисках нужной мысли. Думал, напрягал мозговые шестеренки, а пузырь пустого напряжения не выдержал и лопнул, да так, что просветлело внутри, будто окно открылось в темном сарае:
«А ведь мысли – это неуловимые птицы, которые никогда и не жили в тесной коробке черепа. И поймать их можно только хитростью и ловкостью ума»
– Это тебе сквозняком надуло, – убеждает Вольдемар доморощенного философа. – Ветер по твоей коробке гуляет, вот и заносит – все постороннее, что мимо пролетает.
– Да! Мысль – явление потустороннее, в реальности ее нет! – соглашается Тонкиход. – От такого прозрения колеса моих глаз увидели мир по-иному.
– Это наш компаньон, душа и отдушина всех корпоративных мероприятий, – в свою очередь представляет родственника Вольдемар, обращаясь к другу детства. – Пусть тебя не смущает его имя, он его носит с одна тысяча шестьсот какого-то года и врос в него корнями той эпохи.
– А может быть ветвями нынешнего времени я дотянулся к вам из прошлого. По неведомым нитям судьбы материализовался в настоящем – разглагольствует Тонкиход.
– Ну что! По такому важному случаю, приглашаю вас в апартаменты! – приглашает Вольдемар, радушно улыбаясь, и ведет гостя к шикарному одноэтажному зданию, красующемуся изысканной отделкой в стороне от производственного корпуса.
Крыльцо с аркой, зеркальные двери, такие же окна. Пашка проходит внутрь, сразу попадая в обстановку дворцовой роскоши. Стены облицованы ценными породами древесины и отделочного камня. Резные двери с золочеными ручками перемежаются, вдоль коридора, с античными статуями. Кругом – дух богатства и успеха.
– Ты, наверное, спросишь, от чего такой древний стиль в производственном офисе? И вопрос будет резонным. Все от того что в нашей работе много мифологической специфики, – объясняет Вольдемар. – Наши изделия носят имена античных богов и героев. Это фирменная марка. По сюжетам мифов устраиваем празднества.
Легким прикосновением к изящной ручке хозяин открывает ярко освещенный кабинет. За длинным столом сидит и что-то пишет приятной внешности мужчина, одетый элегантно, но не броско. Пашка сразу узнает в нем друга детства – Игоря. Тот, поднявшись, идет навстречу вошедшим, разглядывая незнакомца. Он никак не узнает изменившегося друга, тем более похожего на бомжа или бродягу, пришедшего просить хоть какую-то разовую работенку.
– Игорь! – фамильярно, хотя и смущенно, обращается к нему странный посетитель. – Не узнаешь старого приятеля?!
Игорь улавливает в голосе гостя знакомые до боли нотки. Мозг лихорадочно ищет в своем архиве, кому этот голос мог бы принадлежать. Вдруг его пронзает, как горячий гвоздь, мгновенное прозрение: «конечно же – это голос близкого друга, это его глаза, такие же, как и раньше, ясные и открытые».
– Пашка! Ну как же так! Прости! Не узнал тебя.
Они бросаются в объятья, не скрывая скупых мужских слез, слез радости и горечи, что такая их крепкая дружба прервалась на долгие годы. Но встреча состоялась и радость этого момента – самое большое счастье. Им многое надо сказать друг другу, обменяться мнениями и замыслами.
– Почему не приезжал? Разве так бывает, чтобы не подать о себе даже весточки, знака, намека?
– Конечно, бывает и хуже. Он, как и я, попал в плен времен и блуждал в чужих мирах, но счастливо избавился от этих пут, – сочувствует с грустью Тонкиход.
– Да, ты прав, – соглашается Пашка. – Блуждал впотьмах, не ведая, что творил. И сам не надеялся снова увидеть вас. Не предполагал, что жизнь повторит свое удивительное рождение.
– По такому случаю прошу в нашу чайную! – предлагает Вольдемар, продолжая руководить встречей.
Просторная зала напоминает средневековую таверну. Стены из грубого камня, словно вырубленная в скале пещера. Такой же топорной работы столы и лавки. В одной из ниш, облагороженной кованым железом, полыхает огонь. Пахнет жареным мясом и вином. Два высоких узких окна с витражами их цветного стекла обрамляют ветви виноградной лозы. Ее ярко зеленая листва, единственное украшение серой обстановки. Все это создает домашний уют дикаря.
