Тот последний, наедине с болью,
Некроманты сгинули в страхе,
Но со смертью повязан маг кровью…
Кровь была повсюду. Повсюду мертвые тела друзей. Закатное солнце бросало тусклые багровые блики на черную от крови землю. Оскальзываясь на кишках, ошметках плоти и отсеченных конечностях, Ален брел по полю, с трудом ориентируясь в этом хаосе. Плакал, со звериной яростью рубил мечами трупы поверженных врагов, отчаянно звал по именам своих и не мог дозваться…
Кир Молот с отрезанной рукой и только половиной лица лежит всего в десятке шагов от Алена. Оставшаяся рука судорожно сучит по земле. Кир едва слышно хрипит. Пламенный с трудом опустился рядом с ним на колени, взял изуродованную голову в ладони. Кир узнал его, едва разглядев единственным глазом. Хрип стал надрывней. Пламенный тихо зашептал, провел над его лицом рукой. Ничего не произошло. С ужасом Ален понял, что это прощальный подарок некромантов – заклятие невосстановления. Со всхлипом втянув в себя воздух, он перерезал Киру горло ножом милосердия.
Следующим на пути был Кристиан. Талантливый молодой волшебник с вечной улыбкой на лице невидящим взором смотрел в небо. Из проломленной грудной клетки торчали осколки ребер. Он еще дышал, на губах пузырилась розовая пена.
– Крис… – Ален присел рядом с ним. – Крис…
– Убей меня… – с неимоверным усилием вымолвил он. – Убей…
Командир с ужасом понял, что его второй офицер все знает о «невосстановлении». Он перерезал горло и ему.
Ален убил еще пятерых, пока пытался найти Анжея. Тихий стон привлек его внимание. Полусотник обошел труп черного пегаса и увидел того, кого искал. Сотник сидел, привалившись спиной к туше мертвого скакуна.
– Анжей! – сдавленно вскрикнул Ален, падая рядом с ним на колени. По лицу его заструились слезы. Он всхлипнул. – Анжей!..
Одна рука у сотника обгорела почти до костей. Со второй лохмотьями облазила кожа с мясом. Этими изуродованными руками сотник, плача, пытался собрать лежащие между ног внутренности обратно в живот.
Ален зажал рот обеими руками, чтобы не закричать. Сдавленные рыдания вырвались из сведенного судорогой горла. Анжей поднял голову, и его орехово-коричневые глаза с тоской виновато поглядели на брата.
– А ты поседел, – с грустью шепнул Анжей. – Я не хотел. Прости меня…
– Анжей! – с отчаянием всхлипнул Ален, не в силах больше вымолвить ни слова. С ним вместе отчаянно выл тот, кто не давал ему умереть во время войны, к кому обращался он в самые страшные моменты своей жизни…
Черный Пламенный снова застонал и заплакал.
– Я не могу даже облегчить боль! – едва вымолвили посеревшие губы. – Я умираю, малыш… Но это продлится еще долго… как больно… – словно в бреду шептал он.
Слезы чертили светлые дорожки на грязных и окровавленных лицах обоих. Подняв голову, Черный посмотрел на Белого, диким усилием воли уводя боль на задворки сознания.
– Послушай, Ал… Послушай, малыш! Я помню больше, чем ты… Но скоро не смогу… Ты потерял память… Я тоже… но помню… Мы должны найти бога! – отчетливо сказал умирающий сотник. – Мы должны были найти бога! Ведь мы пришли сюда за ним!
– Какого бога, Анжей?.. – ничего не понимая и размазывая по лицу слезы, кровь и грязь, спросил Ален.
– Я не знаю… Но война не была нашей целью!.. – отчаянно ответил Черный Пламенный, и боль снова захлестнула его.
Ален подполз к сотнику, отчаянным усилием попытался заживить его раны. Ну хотя бы остановить эту боль!.. И упал, задохнувшись, когда на него обрушилось все то, что чувствовал старший брат.
– Помоги мне, Ал… – с мольбой в голосе произнес Анжей. – Помоги мне умереть…
– Нет! – вырвалось у Алена.
– Малыш… – Немая мольба плескалась в ореховых глазах.
– Нет! – жалко пискнул полусотник враз севшим голосом.
Сотник ничего не сказал, только застонал сквозь сжатые зубы, а обгоревшая рука вновь попыталась загрести внутренности вместе в грязью обратно в живот. Ален, плача, обнял брата за плечи.
– Ал… Прости меня… Я должен был… Я же старший… Но эта война…
– Я не могу тебя убить! Я не могу! – Ален зажмурился.
– Малыш… Прости, малыш… Умоляю тебя… Возьми мою жизнь! Тебе должно ее хватить, чтобы продержаться… Ты весь изранен… Помоги мне умереть!
Полусотник отстранился, посмотрел в переполненные виной и страданием глаза старшего брата. Он держался из последних сил, чтобы не рыдать и самым жалким образом не молить Алена прекратить эти немыслимые муки.
Нож милосердия сам прыгнул в руку. Едва осознавая, что делает, и не отрывая взгляда от ореховых глаз, Ален сильным ударом вбил нож в сердце сотника. Тот вздрогнул, в глазах, перекрывая мучения, полыхнула благодарность, и Белый повернул в ране нож…
Голова запрокинулась назад, падая на руку Алена, все еще державшего Анжея за плечи. Слабенький поток жизни перетек в тело Белого, концентрируясь в ранах.
Поняв, что теперь навсегда остался один, Ален вцепился в неподвижное тело им же убитого брата и горько, с истеричным надрывом, разрыдался.
Так, плачущим и израненным, его и нашли на следующий день. Поседевший, замерзший, истекающий кровью и потерявший рассудок, последний из Грифонов рыдал, пока не обессилел и не уснул, напичканный лечебными снадобьями…
Закончив песню, Ален не сразу поднял голову, пытаясь сообразить, отчего же в глазах так мутно. А когда оглядел притихших парней, с удивлением понял, что лица почти у всех были мокрыми. Ален повернулся к Росомахе. Тот едва сдерживал слезы.
– Я уже слышал эту песню, – едва шепнул он, кривя губы в подобии улыбки. – Почти такую. Но когда поешь ты, я… я там, с ними… – Он вздохнул, сжал зубы и зажмурился. – Я там с ними умирал, – судорожно признался он.
Столько отчаяния прозвучало в его словах, что остальные ребята закивали, некоторые, отвернувшись, заплакали. Потом дружно выпили, не в силах отойти от впечатления, произведенного песней мага.
– Ты там был, – вдруг резко сказал Росомаха, в упор глядя на друга. – Я знаю, что ты там был.
До последнего времени командору удавалось скрывать от большинства свое звание, но теперь он серьезно прокололся. И скрывать стало бессмысленно.
– Верно. – Ален спокойствием ответил на его взгляд. – Я последний оставшийся в живых. – И внимательным взглядом обвел боящихся шелохнуться парней. – Я – Белый командир.
На минуту повисла такая тишина, что треск костра казался оглушительным. Потом заговорили все разом, пытаясь хоть как-то переварить услышанное. Решили, что без поллитры в таком важном деле не обойтись. Выпили. Ален с улыбкой принял очередной наполненный стакан, в задумчивости поглаживая струны. Лира тихонько пела своему нынешнему хозяину что-то утешительное.
Немного придя в себя, парни стали осторожно задавать Алену вопросы, хорошо помня о его вспышке гнева в корчме. Ален отвечал, но как-то рассеянно, словно здесь пребывало лишь его тело, дух же витал где-то очень далеко.
