– Это мой, – улыбнулся Ален. – Не бойся, он только кажется страшным.
– А как мы на нем без седла и уздечки поедем? Может, я лучше свою лошадь возьму?
– Нет, мам, на обычной лошади слишком долго. И, поверь, мы не упадем.
Конь опустился на колени, и Карина с опаской залезла на его спину позади Алена. Маг слегка толкнул его коленями, мысленно попросив быть поаккуратнее с ценной ношей. Конь фыркнул и сорвался с места на бешеной скорости… Впрочем, очень плавно.
Через десять минут они были в лагере. Ален спрыгнул со спины даже не запыхавшегося скакуна и подал матери руку. Они быстрым шагом вошли в домик, Карина мельком глянула на Арэна и велела сыну принести теплую воду, мыло и чистое полотенце. Все это маг сообразил за минуту, вскипятив и остудив воду до приемлемой температуры легким касанием.
Когда Ален вошел в комнату, женщина строго допрашивала заплаканную Василису. Вымыв руки, мать велела Алену найти самый острый и тонкий нож, который только есть. Парень, коротким заклинанием заточив и продезинфицировав свой нож, протянул его матери. Карина разрезала бинт на голове эльфа, попутно раскритиковав перевязку.
Маг притих в углу, напряженно прислушиваясь к словам матери.
– Треснута кость, – бормотала женщина себе под нос, осторожно ощупывая и осматривая голову эльфа. – Хоть бы гематомы не было… Обширное повреждение правой височной доли.
Итог был неутешительный. Череп у эльфа треснул, и мозг был поврежден. Также не выдержали удара и треснули три шейных позвонка, двигаться ему было строжайше запрещено. Легкие были на треть заполнены водой. Да еще и банальное обморожение. Стрелок имел все шансы не протянуть долго или навсегда остаться калекой.
Василиса всхлипывала в одном углу комнаты, маг стоял в другом, привалившись к стене. Ноги отказывались держать. Как живо перед ним встала давняя картина: жутко израненный Анжей с его ножом милосердия в сердце! И, как напоминание, тот самый нож милосердия в руках его матери.
Ален оторвал пустой взгляд от своей руки, отлепился от стены, подошел к матери и встал перед ней на колени, глядя в строгие карие глаза.
– Мама, – прошептал он, – ты смогла спасти мне жизнь, когда у меня была порвана артерия. Пожалуйста, спаси его… Смерти еще одного брата я пережить не смогу. Они все умерли, мама. Леон – у меня на глазах. Я смотрел и ничего не мог сделать, не мог остановить его самопожертвование… самоубийство. Он умер, чтобы мы могли победить. А Анжей… – Маг обхватил голову руками. – Анжея я убил сам. Нашел смертельно раненного, даже не знаю, как он еще дышал… и добил. Еще я убил Кира, Кайри, Леру, Криса… Полсотни имен, мама. Полсотни верных друзей. Если умрет и Арэн… – Он замолчал.
Карина молча смотрела на сына. Такой родной и такой чужой одновременно…
– Хорошо, – кивнула она. – Но у меня не хватит сил вылечить его полностью.
– Бери мои. – Ален с улыбкой протянул ей руки. – Хоть все.
Карина с нежностью коснулась щеки стоящего на коленях волшебника:
– Я сделаю все, что смогу.
Ален поднялся на ноги и оглянулся на притихшую в углу девушку.
– Иди отдохни, Василёк. Дальше мы сами справился.
Девушка отчаянно замотала головой.
– Тебе нужно поспать, солнышко. Можешь лечь в моей каморке, если не хочешь быть далеко.
Василиса некоторое время переводила взгляд с Алена на Карину и обратно.
– Нет, я пойду к себе, – в конце концов решила девушка. Ален не зря пристроил к лазарету еще одну комнатку, уютную и теплую. – Позови меня, когда все закончится.
Маг кивнул, и Василиса ушла.
– Помоги мне, малыш, только осторожно.
Карина расстегнула пуговицы на теплой рубашке эльфа и подозвала Алена.
– Его нужно раздеть и положить на левый бок. Только очень осторожно, одно неверное движение – и шею мы ему доломаем. Позвоночник в очень плохом состоянии.
Маг содрогнулся от слов матери и дальше обращался с другом, как с хрупкой фарфоровой куклой.
Карина положила свернутое валиком одеяло под голову эльфа и убрала в сторону его роскошные белые волосы. Жестом попросив Алена подать ей сумку, она достала оттуда бутылек с прозрачной маслянистой жидкостью и, немного капнув на кусок стерильного бинта, аккуратно протерла шею Арэна вдоль поврежденных позвонков.
– Начнем с позвоночника. Очнуться сейчас он не должен ни в коем случае. Любое движение, даже глубокий вздох, его убьет.
Ален кивнул. Он был готов. Высокая степень контроля требовала высочайшего сосредоточения силы и воли. Каждое движение эльфа, каждый его вдох, каждый удар сердца – все должно быть под жесточайшим контролем…
Василиса сидела у камина, завернувшись в теплую шаль, и рассматривала два предмета, лежащие перед ней на столике. Венок и диадема. Венок неземной красоты, изящной вязью сплетенный из светящихся солнечных лучей, всегда теплый и такой нежный, был бы к лицу самой изысканной принцессе. Диадема из мифрила, переплетенная цветами тончайшей ковки и украшенная сапфирами, была бы к лицу королеве.
Вручены эти две короны были по-разному. Одна – со смехом надета ей на голову, другую надевали с восхищением и трепетом.
Две пары глаз. Одни – синие, как два океана, иногда лучистые, но чаще прищуренные, словно выискивающие врага. Вторые – зеленые, как изумруды, настороженные, но теплые – видели больше, чем поверхность, они видели душу.
Две пары рук. Одни – умело перебирающие струны, чуткие и тонкие, но тверже стали и смертоноснее клинка, вечно затянутые в перчатки. Другие – ловкие и сильные, но трепетно нежные, быстрые, но осторожные…
Две улыбки. Хищная и злая, лишь в редкие моменты грустная или ласковая. Вторая – веселая и добрая, лишь изредка превращающаяся в злую усмешку…
Двое. Один – лезвие мрака, другой – клинок света. Такие похожие и такие разные. Как свет и тьма. Как огонь и лед. Жар и холод очень похожи – в первый момент даже не чувствуешь разницы.
Двое. Как между ними выбрать?
Кажется, она плакала. Потом уснула…
Спустя бесконечно долгие два часа Ален лежал на полу, там, где упал подле кровати друга, а Карина спала в кресле. Не в силах подняться, чтобы накрыть мать одеялом, Ален снова использовал для телекинеза свои обожженные в Ничто руки. Плед легко развернулся и укрыл женщину, но боль, испытанная при этом, заставила мага зашипеть сквозь зубы.
Он лежал, с нежностью глядя на спящую Карину. Как она была красива! Мама. Такое короткое слово, в котором так много. Просто женщина. Усталая, беспокойно хмурящаяся во сне. Мать. У Алена никогда не было матери, только память о ней. Причем не его память. Но вот она – мама, любящая, добрая и строгая. Мама. Он вдруг понял, что соскучился по ней. По ее заботе, по ее домашней стряпне, по взгляду внимательных карих глаз, по тому, как легонько трепала она его волосы, проходя мимо…
