– У него не было другого выбора. К тому же с ним ты будешь в безопасности. Обещаю, что не дам тебя в обиду, но отец обладает правом гарантировать тебе безопасный проход.
– Он знает обо мне? О том, кто я на самом деле такая?
– Да.
– И принимает меня?
– Всецело, – подтвердил Ник. – Он помог мне забрать Дженну с острова. Он знает все, Мари. Можешь доверять моему отцу так же, как мне.
Мари нервно улыбнулась юноше и ничего не ответила. Потом подумала и спросила:
– А остальное Племя знает, что я иду?
– Нет! Только мы с отцом и О’Брайен, конечно.
Мари окинула его оценивающим взглядом.
– Тебе ведь попадет за то, что освободил Дженну?
– Не знаю, – признался Ник. – Не думаю, что кто-нибудь освобождал землер… э-э в смысле Землеступов прежде.
– Точно попадет, – вздохнула Мари.
– Наверно.
Казалось, его не слишком расстраивала подобная перспектива, так что Мари поддразнила:
– Если что, приходи прятаться ко мне в нору.
Он остановился и, когда они встретились взглядами, улыбнулся.
– Могу ведь и на слове поймать.
Голова закружилась, живот скрутило, и Мари пробормотала:
– Хм, сколько еще идти?
– Недолго. Сразу после заката доберемся.
Взглянув в темнеющее небо, Мари вытерла потные ладони о тунику.
– Тебе не из-за чего переживать. Ты встретишься только с отцом и О’Брайеном. Ой, ну, и с Лару, конечно.
– Ник, это примерно тоже самое, как когда ты встретился только с Зорой, Ригелем и мной?
Он рассмеялся:
– Нет! Тогда я чувствовал, словно меня подбросили вверх тормашками в совершенно новый мир.
– Понятно. Значит, мне пора трепетать.
Его улыбка стала шире.
– Значит, тебе пора блистать.
45
На холсте закатного солнца Древесное Племя смотрело на Мари, словно магическая картина, созданная небесными богами. Взобравшись на хоженый-перехоженый холм быстрее, чем они ожидали, Ник отвел ее к сосне, расположенной в нескольких сотнях ярдах от места, где начинался город. Там обнаружились широкие, прочные ступеньки, прорубленные в дереве, так что Ригель с легкостью поднялся за Ником и Мари на прекрасный, гладко отшлифованный деревянный помост с перилами, украшенными резьбой из цветов и певчих птиц.
– Что это за место? – спросила Мари у Ника, проводя рукой по замысловатому узору, глядя на запад, на город в деревьях.
– Построенный давным-давно секретный уголок для обрядов. Вот почему он не соединен с остальными постройками Племени. И вот почему мой отец знал, что перед самым закатом здесь никого не будет. Слишком далеко от города, чтобы приходить сюда, когда солнце сядет.
– Постой, ты сказал, твой отец?
Ник улыбнулся.
– Это он придумал привести тебя сюда. – Он осмотрел помост, заглянул под деревянную скамью, идущую по окружности дерева, пока не нашел коробку. – Это тоже была его идея. – Ник взял огниво и зажег толстую свечу из пчелиного воска. – Отец будет высматривать огонек. Мы останемся здесь, пока не станет совсем темно, а потом… он поможет нам… мы проведем тебя к О’Брайену.
Ник поднял свечу и поставил ее на широкие перила, выходящие на запад.
– Вот так. Теперь подождем. – Ник обвел жестом огромные сосны с угнездившимся в них городом. – Я тут подумал, что ты захочешь как следует присмотреться к Племени, прежде чем проникнуть в него.
Мари поглядела на запад.
– Невероятно. А я и не знала, что город такой большой. – Ее рука лежала на перилах, пальцы бегали по замысловатым украшениям. – Все такое красивое. Эта резьба: птицы и цветы, словно живые – вот-вот запахнет жасмином, а птицы разлетятся.
– Мама вырезала, – признался Ник.
– Правда? Она была очень талантлива, – оценила Мари. – Сколько же тебе было, когда она умерла?
– Это случилось сразу после моей десятой зимы.
После долгой паузы Мари спросила:
– Стало ли со временем легче?
– Да и нет. Боль утихает. Меркнет. Однако печаль не уходит. Иногда она охватывает меня, когда я совсем этого не ожидаю: когда делаю что-то совсем простое, например выбираю одеяло для гнезда. В голове звучит ее голос, говорящий мне, что именно этот синий напоминает ей летнее небо. – Он помолчал, прочистив горло. – В такие минуты я так по ней скучаю, что становится трудно дышать.
Мари понимающе кивнула.
– А я за чем-нибудь потянусь, а потом вдруг понимаю, что моя рука выглядит точно как мамина. Странно, как это и утешает, и расстраивает.
– По крайней мере, ты ее нарисовала. И не забудешь ее лицо, – заметил Ник.
– У тебя нет рисунков мамы?
– Есть, но они не такие хорошие, как твои. У тебя настоящий талант.
– Как-нибудь могу попробовать ее нарисовать, если захочешь, – предложила Мари.
– Как?
– Ну, покажешь мне ее рисунок, а потом побольше мне расскажешь… опишешь поподробнее, и не только как она выглядела. Что она любила, а что не любила. Как проходил ее день? Что вам нравилось делать вместе? Чтобы правильно написать портрет, нужно узнать характер, а он проявляется в симпатиях и антипатиях.
– Мы с отцом почли бы за честь.
– А я была бы рада услужить. Когда я рисую, то словно бы попадаю в другой мир, – призналась Мари.
– Тебе так не нравится этот?
Мари поймала его взгляд.
– Раньше не нравился.
– А сейчас?
– Сейчас не уверена. Я не уверена во многих вещах, которые казались мне знакомыми, – сказала Мари.
– Я тоже.
Подбежавший к Мари с Ником Ригель втиснулся между ними, улегшись им на ноги. Ник усмехнулся:
– Странная у нас компания.
Мари засмеялась вместе с ним.
– Мы определенно с этим согласны.
– Жаль, что не могу познакомить тебя с мамой. Ты бы ей понравилась, – проговорил Ник.
Мари почувствовала, как щеки заливает горячий румянец.
– Очень приятно. Спасибо.
– Это чистая правда, но пожалуйста. Спасибо, что пошла со мной.
Они еще долго просидели на изящной платформе бок о бок, ожидая, пока мир их догонит. Небо потемнело, потом проступили кристаллические пылинки звезд. Появился толстый серп луны, и Мари пришлось прищуриться – так ярко она сияла. Наконец, мерцающие огни жаровен и факелов начали гаснуть: Племя засыпало и затихало.
