– Привет, Капитан.
Большой собачий хвост вильнул: сначала неуверенно, потом с большим энтузиазмом, когда в гнездо вошла Шена, метнувшись к нему. Он приветствовал ее, облизывая лицо и пытаясь заползти на колени. Смеясь и плача одновременно, Шена обняла Капитана, говоря, как сильно его любит и каким сильным, храбрым и замечательным он был.
Мари тихонечко встала. Ник взял ее за руку, и они вышли из гнезда. Снаружи они остановились. Преисполненная благодарности, Мари повернулась лицом туда, где луна проглядывала сквозь толстые ветви высоких настороженных деревьев. Ник молча стоял рядом с ней, все еще держа за руку.
– Ник, Мари! Вот вы где. – Сол бросился к ним. – Что вы здесь делаете? Я же велел вам оставаться…
– Стойте, не уходите!
Они обернулись, когда Шена бросилась к Мари. Взяв ее за руки, она крепко их сжала.
– Благодарности недостаточно. Я никогда не смогу расплатиться за то, что ты для меня сделала.
– Что случилось? – удивился Сол.
Шена повернула заплаканное лицо к Солу.
– Вы знаете, что Капитан умирал?
– Да, – торжественно проговорил он, боль затуманила его добрые глаза. – Мне так жаль, Шена.
За ними, на подступах к гнезду, послышалось шуршание, и Сол поглядел туда. Мари заметила, как расширились его глаза, и поняла, что увидит, прежде чем сама туда повернулась.
В дверном проеме стоял Капитан. Он немного пошатывался, но его глаза ярко блестели, рот приоткрылся, язык вывалился: настоящая собачья усмешка. Он медленно доковылял до Шены, привалившись к ней, когда она, выпустив руки Мари, присела обнять его.
– Он ходит! – выпалил Сол, встречаясь с Мари взглядом. – Это ты сделала?
– Она, – подтвердила Шена. – Она как-то вернула моего Капитана, но исцелила не только его лапу, но и душу, тем самым исцелив мою. – Она снова посмотрела на Мари. – Кто ты?
– Она чудо, – сказал Сол.
– Она богиня, – сказал Ник.
Эмоции нахлынули на Мари, заполняя до отказа.
Заговорив, она услышала, как голос матери переплетается с ее собственным.
– Я не чудо и не богиня. Я Лунная Жрица.
– А что это за племя?
– Это сложно, – пробормотали Ник с Солом.
Затем Сол повернулся к Мари, беря ее за руки, как недавно Шена.
– Благодарности недостаточно, но я от всей души благодарю тебя за жизнь сына… жизнь племянника… и за жизни двух драгоценных членов нашего Племени. Если тебе что-нибудь понадобится – что угодно – попроси меня, дорогая. И если это в моих силах, я отдам это тебе.
Казалось, все вокруг Мари стихло, и в этой тишине она поняла, о чем должна попросить. Голосом, сквозящим могуществом поколений Лунных Жриц, Мари сказала:
– Я хочу, чтобы вы проводили меня на Фермерский остров.
47
– Нет, Мари! – Ник схватил девушку за плечи, заставляя ее заглянуть ему в глаза. – Меня не волнует, что ты говоришь, я тебя туда не отпущу. Я не позволю тебе превратиться в печальный призрак самой себя.
Мари положила свои руки на его.
– Со мной этого не случится. Не может случиться. Я Лунная Жрица, Ник. Для меня все по-другому.
– Почему ты туда хочешь? – спросил Сол.
Мари повернулась нему:
– Я могу помочь своим людям.
– Я не позволю тебе там остаться, – настаивал Ник.
Мари не отрывала взгляда от Сола, отвечая Нику.
– Это не твое решение. А мое.
– На самом деле, мое, – ответил Сол.
– Нет, если я правильно вас поняла, – сказала Мари. – Вы просто предложили отдать мне все, что в ваших силах.
– Проводить тебя на Фермерский остров в моих силах. В моих силах даже позволить тебе остаться там, если пожелаешь. Не в моих силах говорить за Племя и освободить Землеступок. Этого я сделать не могу.
– Я не прошу вас освобождать моих людей. Я также не прошу запирать меня с ними.
– Тогда что же ты собираешься делать? – поинтересовался Ник.
– То, что правильно. Я исцелю своих людей, как исцелила тебя, Ник, О’Брайена, Шену и ее Капитана. Сол, вы проводите меня на Фермерский остров или нет?
Повисла долгая пауза, Сол изучал своего сына. Потом с глубоким вздохом ответил Мари:
– Провожу.
– Только если вместе со мной, – отрезал Ник.
Мари взглянула на небо.
– Нам нужно поспешить. Луна идет на убыль.
– Уже довольно поздно, кто-нибудь из Племени может наделать шуму. Накинь капюшон и держись поближе. Воспользуемся подъемником, что ближе к краю хребта, – сказал Сол.
Мари кивнула, накинув капюшон, и поспешила за Солом, Ник не отставал.
* * *
Тадеус подождал, пока Шена с Капитаном уйдут обратно в гнездо, прежде чем быстро, как терьер, рвануть прочь. Его разум переворачивался от того, чему он только что стал свидетелем. Он всегда инстинктивно что-то ненавидел в Нике, что-то помимо того, что тому все слишком легко дается. «Ну да, – самоуверенно поправил он сам себя, бросая самодовольный взгляд на бегущую рядом собаку, – все, кроме собаки, которая бы его выбрала. Однако он, кажется, это сделал… в извращенной версии того, как выбирается истинный спутник».
Девчонка была мутантом, хотя он и не понимал, как произошла мутация. Ее лицо являло собой удивительную смесь Псобрата и землерылки. Но он сразу догадался, что ее подослали в Племя в качестве искушения. Это же очевидно. Тадеус знал об искушении.
После возвращения с вылазки, его тело продолжало меняться и крепнуть. Его разум тоже начал претерпевать изменения. Тадеусу все казалось острее, ярче. Теперь он видел, сколько проблем таит в себе архаичная правовая система Племени. Почему терьеры менее важны, чем овчарки? В этом не наблюдалось никакого смысла, и это лишь один из законов, который Тадеус находил бессмысленным и устаревшим. Одиссей полностью исцелился, казался даже сильнее, чем до того, как свежеватели его ранили – разделили его плоть с Тадеусом – и кардинально изменили их жизнь. Их связь стала более глубокой. Терьер вел себя более серьезно и легче раздражался. Сначала Тадеуса беспокоили изменения, произошедшие с Одиссеем, но, хорошенько подумав, он понял, что на самом деле изменилась не собака. Одиссей всегда был быстр, его острые зубы всегда сдерживали остальных терьеров во время охоты. Кроме того, Тадеус любил и высоко ценил резкость Одиссея. Не было никаких оснований считать, что терьер не может проявить такую же свирепость, как овчарка, как и полагать, что спутник терьера не может стать лидером, как спутник овчарки.
Тадеус чувствовал, как нарастает его гнев, повышается температура, а кровь буквально вскипает в жилах. Он сжал кулаки, борясь с желанием что-нибудь – что угодно – ударить. Одиссей, решительно бегущий перед ним, обернулся, нетерпеливо взвизгнув.
