Ралина замерла.
– Воздух стал горяч и разрежен. Гибли люди, гибли звери. И, скорбя по всему живому, содрогнулась земля, будто от рыданий. Почти вся суша ушла под воду, в глубины океана, прячась от гнева Солнца и таща за собой непокорных.
Сказительница склонила голову, и голос ее был полон скорби.
– Города погрузились в хаос. Хаос нес смерть. Из этой смерти родилась новая угроза. Ничтожнейшие из созданий – некогда мелкие ползучие твари – жуки, пауки, докучливые тараканы – взяли власть над людьми.
Племя содрогнулось. Даже Ник мельком оглянулся, будто Ралина силой голоса могла вызвать из темноты ползучих опасных тварей.
– Прекрасные, полезные создания, что населяли землю, гибли, выживали лишь хищники и паразиты – самые ничтожные, самые отвратительные. – Ралина умолкла и стала босыми ногами медленно, плавно отбивать такт. Раз, два, три – раз, два, три – стук, стук, стук. Браслеты из ракушек и старинных монет на ее щиколотках позвякивали при каждом шаге, а платье при свете светильника искрилось живыми огоньками. Ее чарующий голос стал еще напевней, из сказа рождалась песня.
Но прежде чем все погибло,
Все погибло,
Из конца родилось начало,
Родилось начало.
Ибо не все были глухи,
Не все были глухи.
И оставили люди бездушные города,
Бездушные города,
К живительной зелени
Устремились,
И в лес потянулись,
И в лес потянулись!
Ноги Ралины все еще выбивали мелодию, но она уже не покачивалась, и голос вновь изменился, стал тих и печален.
– Нелегко было людям, что лишь недавно поклонялись лживому и бездушному, устраивать жизнь на новый лад. – Ралина склонила голову. – Вначале пытались они жить по-старому – строить жилища на лесной подстилке. И при свете дня все радовало глаз. Деревья давали людям воздух, защищали от гнева Солнца. Но новый мир ширился и менялся, и с каждой ночью ужасы множились, наполняя тревогой людей.
Вначале пришли жуки – хищные жуки – все круша жвалами-лезвиями. Следом подтянулись пауки – волкопауки-охотники – раскидывая паутину, как рыболовы сети. И наконец тараканы – ненасытные тараканы – вдесятеро крупнее обычных. Они собирались в стаи и облепляли все, на что натыкались после захода солнца, и все им было мало, все мало.
Ралина вскинула голову.
– Но люди не унывали. Наконец, наконец обратили они взоры на деревья!
Все слушали затаив дыхание, кивали, перешептывались.
– Пришла первая зима, и многие, многие умерли. Но те, кто выжил – первое выжившее Племя – заново постигли, с радостью открыли жизнь, когда-то утраченную людьми, обожествлявшими технологию. – Ралина повернулась и легким взмахом руки подбросила пригоршню трав в ближнюю жаровню, и снова взвилось к небу иссиня-зеленое пламя. – Цвет Племени – самые сильные, храбрые, мудрые – поселились на вершинах деревьев. Там жили они не только с отцами и матерями, сыновьями и дочерьми. Лучшие люди Племени взяли на деревья собак.
Ралина опустилась на колени перед своим могучим широкогрудым псом и продолжала рассказ будто бы для него одного. Пес бил хвостом по дощатому настилу и взирал на свою спутницу с беспредельным обожанием.
Ник сел поудобнее, начисто позабыв о своей досаде, что придется слушать старую историю, когда рассказчица подошла к его любимому месту.
Многие роптали,
Многие жаждали перемен.
«Если собак не прогоните,
Прочь убирайтесь – всех не прокормим!»
Отказалось первое Племя.
Были и так велики их потери —
Не могли они принести в жертву
Самое дорогое.
И покинув собратьев, в дебри лесные они углубились,
Все дальше от прошлого – хаоса, смерти, развалин.
И взбирались они, первое Племя и их собаки, все выше и выше.
По-прежнему стоя на коленях перед своим спутником, Ралина плавно, грациозно поводила руками.
Зима наступила, со снегом, морозом и тьмою.
Беззащитно было первое Племя
перед зимой беспощадной.
Плакали люди в отчаянии: нет нам надежды!
Руки Ралины теперь ласкали морду Медведя с бесконечной нежностью, разглаживали густой лоснящийся мех.
К спасению путь им открыла собака.
Меж ветвей шести сосен-стражей, сросшихся в форме сердца,
Увидел щенок овчарки папоротник, раскрывший листья пред ним, будто навстречу солнцу.
Свернулся щенок среди листьев,
Где не страшны ни дождь, ни враги, ни холод.
И со щенком угнездилось Племя
Средь листьев священных, ласковых и густых.
И пережив зиму, поняло первое Племя,
Что за сокровище им открыла овчарка.
Ралина снова поднялась, обращаясь к Племени. От нее будто исходил свет.
Защиту в листьях зеленых открыли они.
Красоту в листьях зеленых открыли они.
Силу в листьях зеленых открыли они.
Папоротник священный открыли они!
Племя, не в силах сдержать радость, подхватило:
– Папоротник священный открыли они!
Ралина простерла вверх тонкие руки. Ночной ветерок покачивал деревья, мерцало в лучах полной луны платье Ралины, и Нику она казалась похожей на стройную молодую сосенку, что тянулась к ласковому лунному свету.
– Когда пробудила весна первое Племя и дни из темных стали светлыми и ясными, поняли люди, что за чудо даровало Солнце им и собакам. – Ралина порхнула к священным соснам, на ветвях которых покоились священные папоротники с широкими, сочными, будто посеребренными листьями. И стала напевать, лаская большой лист, как только что ласкала своего спутника.
Ты и Племя теперь едины.
В нас проросли твои споры,
Преобразив нас, навеки связав нас.
Теперь мы Псобратья, Солнца любимые дети, Древесное Племя.
Племя гудело, подхватив знакомые строки, но тут О’Брайен легонько толкнул Ника в бок и шепнул:
– Эй, глянь на щенка!
Ник увидел, что щенок проснулся и ковыляет прямо к нему! Волосы у Ника встали дыбом, радостная дрожь пробежала по телу, когда щенок приблизился к нему, сел прямо напротив и уставился в ожидании.
7
– Чтоб меня жуки съели! Да неужто он тебя выбирает? – прошептал О’Брайен.
Ник не шевелился, не отводя взгляда от умных янтарных щенячьих глаз, не отвечая О’Брайену, чтобы не развеять чары, не спугнуть волшебство.
