Мари взглянула на Ригеля.
– Он умеет читать мои мысли?
– В некотором роде. – Леда кивнула. – Орион обычно улавливал чувства Галена, иногда даже прежде, чем сам Гален успевал их осознать. – Улыбка Леды была нежна и печальна от нахлынувших воспоминаний. – Орион знал, что Гален меня любит, задолго до того, как твой отец признался мне – нет, пожалуй, даже самому себе. – Леда встряхнулась и продолжала: – Хотя ваши узы с Ригелем и совсем новые, придется нам испытать их силу.
– Испытать? То есть как, мама?
Леда не спеша приблизилась к Мари и щенку.
– Ах, вот оно что. Я шла до самой двери по кровавому следу – так это его кровь, а не твоя. – Леда замолчала, поправила прилипшую ко лбу прядь волос. Мари заметила, что мамина рука дрожит, и глаза ее расширились от ужаса: она все поняла.
– Мама, прости, что Ригель тебя напугал. Я цела и невредима, честное слово. Я не выходила наружу. Он сам ко мне пришел.
– Да, теперь поняла. Просто крови было много, и след вел прямо сюда. Я не видела, как ты ушла с поляны, Мари. Дженна сказала, что еще до темноты, но когда я увидела кровь… – Голос у Леды сорвался, она смахнула слезы.
– Ох, мама! Прости меня, прости!
– Не за что просить прощения, девочка моя. Ты ни в чем не виновата, но, боюсь, твой пес серьезно ранен.
Мари невольно прижала к себе Ригеля, и тот взвизгнул от боли. Мари тут же отпустила его.
– Ничего, ничего, – приговаривала она, лаская его, а щенок все тыкался в нее мордой. – Какая же я глупая, мама! Сижу тут, тискаю его, а он кровью истекает, сам не свой от боли.
– Ни к чему себя грызть. – Леда опустилась перед ними на корточки. – Ты не была к этому готова.
– Когда он зашел, он хромал. – Мари взяла щенка за переднюю лапу, повернула ее подушечкой вверх. – Смотри, мама, у него лапы поранены, кровь идет.
– Это наш ежевичник виноват, – предположила Леда. – Потом покажешь ему безопасную тропу сквозь кусты, но сперва проверим, не осталось ли заноз. – Она указала на окровавленную грудь Ригеля. – Меня больше волнует, откуда столько крови здесь.
Леда промокнула рукавом глаза, вытерла нос, а затем нежно, бережно раздвинула густую пушистую шерсть, пропитанную кровью, и вздрогнула при виде рваных ран на груди у Ригеля. Щенок задрожал, задышал часто-часто, но не издал почти ни звука, лишь крепче прижался к Мари.
– Мама! – Мари заглянула матери в глаза, силясь понять, откуда взялся внезапный страх, душивший ее, лишавший радости.
– Как видно, твой храбрый Ригель шел к тебе через преграды посерьезней нашего ежевичника.
– Но он выживет? – Мари сама поняла, до чего жалобно, по-детски звучит ее голос. Ригель тявкнул, лизнул ее в лицо.
– Выживет. Ни о чем ином я и думать не хочу, да и ты тоже не думай – тем более, страх твой, даже невысказанный, передастся Ригелю. Будь сильной ради него, Мари.
Мари кивнула, в очередной раз сдержав рыдания.
– Думай о том, как сильно ты успела его полюбить, а не о том, как боишься потерять, – сказала Леда, склонившись над Ригелем и осматривая его раны. – А еще думай о том, какой он храбрый малыш.
– Да, храбрый! Храбрый, красивый, необыкновенный! Я это знаю – чувствую.
– У него немало и других достоинств, – согласилась Леда и улыбнулась Ригелю, а тот в ответ застучал по полу хвостом. Она поднесла ему раскрытую ладонь. Щенок тут же лизнул ее и позволил погладить себя по голове. – И спутницу он выбрал себе под стать – тоже храбрую, красивую, необыкновенную! – Голос Леды дрогнул от нахлынувших чувств; она слегка потрепала щенка и встала, одернув юбку. – Но твой Ригель истекает кровью. Надо перевязать ему раны на груди, чтобы он поправился.
Ригеля била дрожь; Мари обняла его крепче.
– Он дрожит, будто замерз, а ведь у нас тепло.
– Это все последствия ранения. Ты и сама знаешь, Мари. Я тебя столько раз учила, как лечить раны! Действуй же!
– Но одно дело слушать твои рассказы и отвечать на вопросы… Вдобавок он же собака, а не Землеступ. Как быть, ума не приложу!
– Мари, соберись. Некогда бояться. Уже светает, солнце скоро завладеет небом, но полную луну вытеснить с небес не так-то просто, тем более когда с утра такая дымка. Я и сейчас могу собрать достаточно лунной силы, чтобы остановить кровь и унять его боль, но лишь с твоей помощью. Ему нужна твоя помощь.
– Сделаю все, что в моих силах. Ради Ригеля я на все готова.
– Вот этих слов я от тебя и ждала. Первое правило Целителя…
Леда остановилась на полуслове, и Мари, не задумываясь, закончила фразу за нее:
– Не бояться, а действовать.
– Отлично. Тогда за дело. Думаю, ходить ему сейчас нельзя. Сможешь его нести? Нам нужно подняться наверх в поисках силы, что поддержит нас.
– Он тяжелый, но я сильная. Я его понесу. – Мари взяла Ригеля на руки, устроила поудобнее. Бережно держа его, встала на ноги. Щенок не издал ни звука, лишь уткнулся мордочкой в плечо Мари, по-прежнему дрожа и задыхаясь.
– Мы готовы. – Мари тоже с трудом дышала, но глаза ее горели решимостью. Она спасет Ригеля, и он будет здоров.
Леда ободряюще кивнула, направилась прямиком к двери, отодвинула тяжелый засов и вышла наружу.
Мать взяла в руки дорожный посох. Как и Мари, она раздвигала им частокол ежевики, надежно защищавший их дом. Леда шла впереди; они спустились по склону, сделали петлю и наконец свернули на другую извилистую тропу, которая вывела их на расчищенную круглую площадку на скалистом гребне позади норы, чуть выше по склону. Здесь со всех сторон поднимался ежевичник – под их заботливыми руками он вымахал выше человеческого роста, открытой оставалась лишь небольшая живописная поляна да круг неба над ней.
– Садись сюда, в середину, в объятия Матери-Земли, – велела Леда. – Ригеля возьми на колени.
Мари без единого слова повиновалась, приблизившись к изваянию женской фигуры, которая словно вырастала из-под земли посреди поляны. Статуя походила на ту, что украшала Поляну собраний, только была еще выше и древнее. Мягчайший мох покрывал ее, густая шевелюра была из папоротника – Венерина волоса. Овальное лицо, безмятежное и всезнающее, было высечено из обсидиана. Мари привычно поклонилась образу Матери-Земли, богини, у которой с Ледой была сильная связь, и села, скрестив ноги, лицом к статуе, а щенка устроила у себя на коленях и крепко обняла. Пока Леда ходила по поляне и собирала пряные травы, что росли здесь в изобилии, Мари всматривалась в безупречное лицо Богини, в который раз жалея, что не чувствует с ней ту же связь, что и Леда.
Леда положила руки на плечи дочери, обдав ее ароматом розмарина, и, будто угадав ее мысли, произнесла:
– Даже если ты не слышишь ее голоса, не чувствуешь ее присутствия, знай, Великая Мать-Земля здесь, рядом. Она следит за тобой внимательно, девочка моя.
