– Нет, ну и неважно. Ведь не было здесь следов землерыльской колонии, но видишь, сколько мы их насчитали – под сотню? Вот щенка и потянуло к ним – видно, по ошибке принял землерылов за людей.
– Но держись он поблизости от землерылов, мы бы заметили хоть какие-то признаки его присутствия. Посуди сам, Ник. Вот уже десятая ночь как его нет. Наверняка он погиб.
– А вот и не погиб! – Голос Ника срывался от волнения. – Будь у меня побольше помощников с собаками, я бы его разыскал.
– Братец, когда он пропал, Сол послал на поиски и терьеров, и Лару, и Жасмину – мать щенка. И все впустую.
– Потому что треклятые тараканы наползли и все следы уничтожили.
– Или треклятые тараканы поживились щенком и ни следа не оставили. – О’Брайен говорил твердо, но ласково, и даже сквозь тревогу и страх Мари чувствовала, что эти двое связаны искренней дружбой. – Прости, что вынужден тебе напоминать, но эти твари сжирают все на своем пути. Ты и без меня знаешь, Ник.
– Я знаю одно – что буду и дальше искать щенка. Нельзя сдаваться, О’Брайен. Между нами была связь. Еще чуть-чуть, и он выбрал бы меня.
О’Брайен сокрушенно вздохнул.
– Если вдруг я пропаду, надеюсь, ты будешь меня искать хоть с половиной того упорства, что и щенка.
– Буду, только не пропадай! – отозвался Ник.
– И на том спасибо. Поищи немного в том густом кустарнике вдоль берега. А я придумаю отговорку для Тадеуса, но мы и так припозднились, и как только он объявит конец охоты, я ничего не смогу сде…
– Вот ты где, Ник! – Речь О’Брайена оборвал третий возбужденный голос. – Сюда, живо! Тадеусов Одиссей что-то унюхал возле большого куста остролиста! Там, под листвой, похоже, след – отпечаток лапы щенка овчарки.
– Ну вот! Я же говорил! Я же вам всем говорил! – В голосе Ника звенело торжество. Все трое повернули назад, к первому укрытию Мари, и голоса стихли.
Долго-долго никто не шевелился под куполом из плюща, а когда в лесу все смолкло, Ксандр и Дженна опустились на корточки рядом с Мари и, сдвинув головы, в тревоге уставились на Леду.
– Она умерла? – Голос Дженны дрогнул.
– Нет, – ободряюще шепнула Мари. – Она поправится. Она просто отдыхает.
Вдалеке опять послышались крики. Мари насторожилась, но вблизи их убежища все было спокойно.
– И весь этот ужас – из-за пропавшей собаки? – Ксандр говорил так тихо, что Мари напрягла слух, чтобы разобрать слова. – Ничего не понимаю.
– И я не понимаю, но Псобратья – народ загадочный, – торопливо ответила Мари и подумала, уж лучше бы он и вовсе молчал, этот самый Ник! – На наше счастье, солнце скроется с минуты на минуту, и тьма прогонит их домой, в город на ветвях. – Мари обратилась к Дженне, которая продолжала смотреть на Леду круглыми от страха глазами. – И тогда я отнесу маму домой, там я смогу ухаживать за ней как следует. Она скоро поправится. Не волнуйся, Дженна. Посидим здесь еще немного, и все.
Отец Дженны что-то буркнул, будто бы в знак согласия, но звук этот показался Мари подозрительным, заставив перенести внимание с Дженны на Ксандра. Тот с перекошенным от боли лицом смотрел на Леду, и на глазах у Мари кожа его приняла нездоровый серый оттенок – признак того, что солнце скрылось и настал час ночной лихорадки, проклятия Землеступов.
11
– Нет! Нет! Нет! Только не здесь, папочка – только не сейчас! – Дженна отпрянула, вжалась спиной в трухлявый ствол мертвого кедра, следя за отцом безумными от ужаса глазами. Она сжалась в комок, обняв колени, и твердила снова и снова: – Только не здесь, папочка – только не сейчас! – Мари заметила, что и Дженне луна посеребрила кожу.
Но девочка не представляла угрозы – Мари это прекрасно знала. Если Дженну оставить без помощи Жрицы, она впадет в отчаяние, станет безутешно рыдать и томиться тоской. Это печально и тягостно, и без целительного ритуала Дженне станет трудно находить счастье даже при свете дня. И рано или поздно дневные передышки уйдут в прошлое, оставив лишь отчаяние ночи. Без постоянной помощи Жрицы воля к жизни у Дженны постепенно сойдет на нет, и весь остаток дней – до скорой смерти – она проведет в одиночестве и тоске. Однако Дженна ни на кого не нападет, никому не причинит вреда, кроме, разве что, себя самой.
Чего не скажешь о ее отце.
– Дженна! Когда твоего отца в последний раз омывали?
– Завтра третья ночь! – ответил за дочь Ксандр низким сиплым голосом.
– Ночью мы обычно в своей норе, отлеживаемся, и на вторую ночь лихорадка не слишком донимает, но здесь, под открытым небом… – Дженна вздрогнула. – Помоги ему, Мари! Пожалуйста!
Ксандр судорожно глотал воздух. Волны дрожи сотрясали его, и с каждой волной кожа серела, дыхание сбивалось.
– Разбуди Леду! – прохрипел Ксандр.
– Не могу! Она не спит – она без сознания. – Мари не спеша пересела, загородив собою мать от Ксандра. – Уходи отсюда, Ксандр. Возвращайся к себе в нору, отдохни. А я присмотрю за Дженной и мамой. Твое присутствие им только навредит. Тем более сейчас, после захода солнца. – Стараясь говорить тихо и кротко, Мари запустила руку в сумку, нашарила гладкий камень. От пращи в такой тесноте никакого проку, но если запустить камнем Ксандру в лицо, он потеряет сознание, и пока он будет лежать без чувств, они успеют выбраться.
– Нет! Куда же папа пойдет? Его убьют.
– Разбуди ее! Помоги мне! – Слова Ксандра сливались в глухой гортанный рев.
– Ксандр, выслушай меня! Мама не спит, она ранена. Она не сможет тебя исцелить. – Мари взывала к разуму Ксандра, но знала, что с каждым мгновением сгущается тьма, туманя и его рассудок.
– Исцели… меня… – Ксандр будто стал выше ростом, и еле сдерживаемая ярость, просыпающаяся в нем, казалось, заполнила их укрытие.
– Ты справишься, Мари. Знаю, ты сумеешь. – Дженна смотрела на подругу полным слез взглядом. – У тебя же Ледины глаза! Ты же ее дочь!
– Дженна, это не так-то просто, – отозвалась Мари. Вдруг Ксандр с хищным рыком втиснулся между ними. Мари занесла камень, привстала, гневно глядя на Ксандра, и понизила голос, пряча страх под маской ярости: – Уходи, Ксандр, пока я не сделала тебе больно.
С глухим стоном, в котором сквозило отчаяние любящего отца, Ксандр повернулся и раздвинул скрывавший их занавес из плюща.
– Не надо! – всхлипывала Дженна. – Кроме него, у меня никого нет.
И Мари после мимолетного колебания приняла решение, вмиг изменившее их судьбы. Одной рукой она схватила Ксандра за локоть, потянув обратно в укрытие, а другую руку подняла. Ксандр обернулся и свирепо зарычал.
– На колени! – приказала Мари и Ксандр, к ее изумлению, подчинился. Мари закрыла глаза, пытаясь отгородиться от ужаса и хаоса вокруг – от слез Дженны, хищного прерывистого дыхания ее отца, пугающей неподвижности Леды. Глубоко погрузившись в себя, в ту внутреннюю тишину, где жили прекрасные образы, которые Мари переносила на бумагу, она представила луну, какой та должна быть нынче ночью – восходящий полумесяц над сонными соснами, белоснежный и сияющий.
