– Молодец, Ригель! Хороший мальчик! – Мари улыбалась, лаская щенка, а тот радостно фыркал и махал хвостом. Теперь Ригель выполнял все, что мысленно рисовала Мари – лишь бы она улыбнулась.
– Малыш, да ты вымогатель! – сказала девушка, поглаживая его нос. – Я тебя вижу насквозь. Ты стараешься, чтобы я была счастлива – и я тебя за это люблю. – Мари чмокнула щенка в нос, обняла покрепче, надеясь, что когда-нибудь снова станет счастливой, не ради себя, а ради него.
На повороте тропы Мари не раздумывая скомандовала: «Прячься!» Щенок юркнул в листву, где он был надежно скрыт от глаз случайных прохожих на тропе, зато мог следить за Мари.
Мари миновала поворот и готова была подозвать щенка, но вдруг услыхала откуда-то сверху возглас, полный радости и облегчения:
– Ах, вот ты где!
Окаменев от ужаса, Мари посмотрела вверх, на ветви могучего клена. Страшный треск, приглушенные ругательства – и с дерева не то спрыгнула, не то свалилась Зора.
– Наконец-то! Я тебя ищу уже несколько дней. – Сердито глядя на Мари, Зора оправила грязное платье и стала вытаскивать листья, запутавшиеся в длинных волосах.
– Я тебя предупреждала: вздумаешь за мной ходить – убью!
– Я все прекрасно поняла, вот и не ходила за тобой. Хотя не очень-то вежливо с твоей стороны такое говорить! Но я тебя прощаю, ведь ты несла тело погибшей матери.
– Обойдусь без твоего прощения. Ничего мне от тебя не нужно, – процедила Мари.
– Зато мне от тебя кое-что нужно! – Зора замолчала, пытаясь овладеть собой. – Когда она снова заговорила, нотки ярости исчезли из ее голоса, слова звучали взвешенно и спокойно: – Точнее, не мне, а нам от тебя кое-что нужно.
– Нет, – перебила Мари и протиснулась мимо Зоры, украдкой взглянув на кусты, где прятался Ригель. Сквозь листву поблескивали его янтарные глаза.
Зора встала поперек дороги, схватила Мари за запястье. Мари услыхала тихое грозное рычанье Ригеля. Она высвободилась и заговорила громко, скороговоркой, стараясь не выдать своего гнева:
– Прощай, Зора. Никому помогать я не стану, у меня траур по маме.
– Как раз ради матери ты и должна нам помочь.
– Ничего я не должна.
– Ты нужна Клану. Они беснуются, Мари, особенно мужчины. Без Жрицы некому их омывать, и ночная лихорадка у них не проходит, как и у женщин – те с каждым днем все грустнее и грустнее.
– Не вижу, чтобы ты грустила, – отметила Мари и, оглядев Зору, добавила: – Но выглядишь ты не лучшим образом.
– Вот, – Зора размашистым жестом обвела свое грязное платье и растрепанные волосы, – так я выгляжу, потому что живу на этом проклятом дереве уже пять ночей.
– Ну так иди домой.
– Не могу! Нет у меня больше дома! – Слова сорвались с губ Зоры вперемешку с рыданиями, плечи ее вздрагивали. – Мужчины знают, где мой дом. Они впали в безумие и разорили мою норку. Мне… некуда мне идти.
– Мне жаль тебя, Зора, но я не могу…
– Все ты можешь! Ты одна можешь все исправить – восстановить прежний порядок.
– Я не Жрица, – сказала Мари.
– Другой у нас нет.
– Тогда мне вас жаль. – Мари прошла мимо Зоры, мысленно велев Ригелю сойти с тропы и следовать за ней, тихо и незаметно. Но Зора не осталась под кленом, а увязалась за Мари.
– Ты куда?
– Не твое дело. И не ходи за мной. Оставайся здесь, Зора. А не хочешь – не оставайся. Иди куда угодно, только не со мной. – Мари остановилась, обернулась на клен. – Чем тебе этот клен так приглянулся?
– Я же говорила. Пряталась здесь, а заодно тебя караулила.
– Но почему здесь?
– Здесь я тебя в последний раз видела. Ты несла тело Леды. Я решила, что твоя нора где-то поблизости, и когда мою норку разорили, вернулась сюда и стала тебя ждать.
– Зора, выкопай себе новую нору, как Леда учила. Где-нибудь в укромном месте. Никому ее не показывай. И учись призывать луну. Мама в тебя верила. Она чувствовала в тебе силу, и раз ты не выглядишь безумной – по крайней мере не больше, чем обычно, – значит, мама не ошибалась. В тоску ты точно не впала, а только Жрицы не страдают ночной лихорадкой. Это ты нужна Клану, а не я.
– Но я же не умею! Я пыталась. Каждую ночь. Я чувствую лунную силу. От нее холодом веет, аж страшно! Но не могу ею управлять.
Мари вздохнула.
– Ты должна сосредоточиться, а этому надо учиться. Долго учиться.
– Но как? Стоит сосредоточиться, как меня холодом обдает, будто я провалилась под лед на замерзшем пруду и не могу выплыть. Кажется, будто я тону. Такой ужас!
Мари кивнула.
– Да, понимаю, у меня тоже так было. Просто не обращай внимания на холод. Если тебе видится замерзший пруд, то представь, что лед тает и вода струится через тебя.
– Да, попробую. А дальше что?
– Направь эту силу на кого-то или на что-то, – ответила Мари.
– Встретимся вечером? Покажешь, что ты имеешь в виду? Пожалуйста, Мари!
– Нет, Зора, разбирайся сама. Я присматривалась к тебе на прошлом Празднике Полнолуния. Ты строила глазки Джексому, вместо того чтобы наблюдать за мамой. Ты вела себя неправильно. – Помолчав, Мари добавила: – Помни, мама тебя первую выбрала своей преемницей, а не меня.
– Всем известно, что Леда только потому меня выбрала, что у тебя то одно болит, то другое.
– Ничего у меня не болит! Я отличаюсь от вас от всех, в этом все и дело. Я другая. Нет, не ущербная, не слабая и не хуже вас. Я просто другая, вот и все! – Мари не сразу сообразила, что сорвалась на крик, но при этом ощутила облегчение, высказав вслух то, что терзало ее долгие годы.
Когда заговорила Зора, Мари пожалела, что развязала язык.
– Другая? Что значит другая? Я думала, ты слабенькая. – Зора вгляделась в Мари пытливым взглядом. – Что у тебя с волосами?
Мари захотелось надвинуть пониже капюшон.
– Волосы как волосы. А у тебя что с волосами? Вид у них ужасный.
Зора уперлась руками в круглые бедра:
– Мари, я несколько дней пряталась на дереве! А ты что скажешь в свое оправдание?
– У меня умерла мама, – сухо ответила Мари и пошла своей дорогой.
– Подожди, Мари! Прости меня! Не хотела тебя обидеть, – сказала Зора.
– Разговор окончен. Не ходи за мной.
– А то убьешь? Не верю, что ты способна на убийство.
Мари повернулась к Зоре:
– На всем белом свете мне были дороги лишь два человека – мама и Дженна. Мама умерла, а участь Дженны – хуже смерти. Мне теперь нечего терять. Я тебя убью, не сомневайся. – Мари ускорила шаг, а Ригелю мысленно велела покинуть убежище.
