– Нет! Я смеюсь над безглазой девчонкой, которой хватило мозгов, чтобы выжить!
– Я отмечена Богиней. Я – ее голос.
Верный Глаз снова хохотнул:
– Со мной тебе нет нужды притворяться.
– Я и не притворяюсь.
– Значит, ты и правда голос Богини?
– Да. Это так.
– Объясни мне, как это у тебя получается, – попросил он.
– Я не могу видеть глазами, но Богиня посылает мне видения.
– И все они сбываются?
– Да, но я не всегда о них рассказываю. Иногда Богиня хочет преподать урок, иногда предостерегает, иногда вознаграждает. Я говорю только то, что желает Богиня.
– Очень удобно. Если видения не сбываются, всегда можно потом сказать, что о чем-то пришлось умолчать, потому что так Богиня просила, конечно.
– Ты мне не веришь.
Хотя это не было вопросом, Верный Глаз ответил:
– Не верю. А знаешь почему?
– Ты хочешь занять мое место.
– Вовсе нет. Мне достаточно роли Заступника Богини, которой нет. И перспектива стать ее Оракулом меня не интересует. А вот ты – интересуешь. Очень.
Голубка вдруг затихла. А потом медленно, понимающе улыбнулась:
– Ты знаешь.
– Что Богиня – всего лишь полая статуя и что поколения Стражниц веками нас обманывали? Да, знаю.
– Тогда зачем называешь себя Заступником и утверждаешь, что следуешь ее воле? – спросила Голубка.
– Я не притворяюсь. Я хочу новой жизни для тех, кто этого заслуживает, хочу увести людей из этого Города болезней и смерти. Если поначалу для этого придется притвориться голосом мертвой Богини, что с того. Благая цель оправдает эту маленькую ложь.
– Потому, что она – ради Народа, а не для собственной корысти.
– Ага, вот теперь я слышу Оракула. Это Богиня тебе нашептала? – съехидничал он.
– Нет. Сама додумалась. Нет никакой Богини. Только старухи, которым есть дело лишь до самих себя. И Народ, которому они лгут из поколения в поколение.
– Теперь уже только Народ, ты и я. Визгливых эгоистичных старух больше нет – я отправил их к Богине, которой тоже нет.
Она улыбнулась:
– Я так и думала. Я почуяла запах их крови и услышала крики. А теперь я хочу задать тебе вопрос.
– Спрашивай. – Верный Глаз почувствовал, что безглазая дева необычайно интересует его.
Голубка медленно приблизилась. Ее шаги нельзя было назвать неловкими или неуклюжими, – девушка передвигалась неспешно, но каждое ее движение было выверенным и точным. А также исполненным неприкрытой чувственности, отчего у Верного Глаза свело внизу живота от желания. Она остановилась на расстоянии вытянутой руки.
– Правда ли то, что ты впитал жизненные соки оленя и что твоя кожа омолодилась и стала, как у подростка?
Верный Глаз стянул окровавленную рубаху.
– Можно твою руку? – спросил он.
Голубка тотчас же протянула ему обе руки ладонями кверху. Он взял их и осторожно провел ее пальцами по своим мускулистым рукам и груди, а в местах, где плоть оленя и его собственная сплелись воедино и где сохранились рубцы от ран, он позволил ее пальцам задержаться подольше.
– Невероятно! – прошептала она. – Это правда!
– И так может быть с любым, – сказал Верный Глаз. – Только не в гиблом Городе мертвой Богини. Нам нужно оставить его и основать новый, избавленный от многолетнего мора.
Она положила руки ему на плечи. Подняла к нему лицо – и он подивился: даже без глаз оно показалось ему выразительным и прекрасным.
– Если ты возьмешь меня с собой, я буду говорить от имени Богини. Мне удастся убедить Народ, что это она велела следовать за тобой, своим Заступником. Но сначала скажу, что Жница ниспослала мне видение, в котором выразила недовольство тем, во что превратились Стражницы, и потому велела Заступнику очистить от них свой храм.
– Старухи дурно обращались с тобой? – ласково спросил он.
Она кивнула, склонив голову так низко, что длинные темные пряди ее волос, качнувшись, едва не коснулись его груди.
– До сегодняшнего дня жизнь была жестока ко мне, – сказала она.
– Значит, с сегодняшнего дня Заступник будет хранить тебя от жизненных невзгод.
Услышанное будто лишило ее воздуха – она со всхлипом опустилась на колени.
– Благодарю тебя, Заступник, – почтительно произнесла она. – Отныне я твоя покорная слуга.
– Не так, – он снова взял ее за руки и осторожно помог ей подняться. – Между нами не должно быть фальши, ненужных церемоний и обрядов. Тебе не придется мне поклоняться. Отныне и навсегда.
– Но ты Заступник – мой и моего Народа. Я лишь хочу воздать тебе положенные почести.
– Я желаю от тебя не почестей, моя Голубка, – сказал он.
Она снова улыбнулась своей чувственной улыбкой:
– Тогда чего же, мой Заступник?
– Я лучше покажу.
Верный Глаз обнял ее и да, она почитала его всецело и полностью, и его тело почитало ее точно так же.
* * *
Много, много позднее, утолив телесную жажду, они бок о бок очищали Храм. Верный Глаз с удивлением наблюдал за Голубкой. Кожа у нее была гладкой и белой, необычайно чистой, как свежевыпавший снег. Лишенная глаз, она тем не менее двигалась уверенно. Девушка сновала по зале, стаскивая вонючие циновки на балкон, откуда он выбрасывал их во двор. Священным трезубцем она секла плети плюща, запущенного за долгие годы, а он выносил и выкидывал охапки зелени.
Он с трудом удерживался от того, чтобы вновь и вновь не касаться Голубки. Такая нежная, теплая, манящая – она казалась куда прекраснее, чем Хранительницы Богини из древних сказаний, которые когда-то, до того, как превратиться во вздорных старух, были плотью от плоти своего Народа.
Когда он замешкался с охапкой смердящих костей в руках, намереваясь выкинуть их с балкона, Голубка повернула к нему безглазое лицо, милое и улыбчивое. Он ласково коснулся пальцем бархатной щеки. И снова безупречность ее кожи поразила его так, что он не удержался и спросил:
– Голубка, послушай, а твоя кожа совсем не шелушится? Не трескается?
– Нет, – ответила она.
– И никогда не трескалась?
– Никогда.
– А почему, знаешь? – Верный Глаз спросил из смутного любопытства. Он не ожидал прямого ответа и был поражен, когда получил его.
– Думаю, что знаю. Со дня моего рождения, когда Повитухи принесли меня в Храм, я не покидала его стен, и кожа моя ни разу не потрескалась. И не шелушилась никогда.
– Но разве ты никогда не прикладывала кожу Других?
