– Ну, в нем мы не купаемся, во всяком случае, не моемся. В основном он для того, чтобы набирать воду. А купальня вон там, – Мари указала, где именно. – Быстрее и безопаснее идти туда вдоль ручья. Чтобы не сталкиваться вот с этим, – она жестом обвела густые заросли сумаха и крапивы вдоль берега. – Когда найдешь место для собственной норы, тебе придется пересадить их туда, ну и колючки с заманихой, конечно.
– Но как я это сделаю, я же исколюсь и обожгусь!
– С помощью перчаток, здравого смысла и лунной магии, – голос Мари прозвучал точь-в-точь, как голос ее матери. – Пошли, это недалеко.
Нигде не было ни единой живой души, кроме трещащих сорок да пары серых белок, которые обстрекотали Ригеля и растворились в кронах деревьев.
– Надо будет проверить ловушки. У нас почти кончилось мясо, – сказала Мари.
– Хорошо, хоть к ним не придется продираться через крапиву, – Зора почесала ногу и поморщилась: – Подошла слишком близко к чертову кусту.
Мари собиралась сказать ей, что она вполне справляется, как послышался шум падающей воды. Она прибавила шагу, и скоро перед ними предстал тройной водопад и питаемый им круглый и чистый пруд. Ригель вбежал в него, полакал блестевшую на солнце воду, потом улегся на согретый солнцем камень, довольно вздохнул и закрыл глаза.
– Разве он не должен сторожить? – удивилась Зора.
– Он справится с этим и с закрытыми глазами. Попробуй меня схватить, и увидишь, – сказала Мари.
– Ну верю, верю, – Зора принялась изучать водопад и такой манящий прудик. – Невероятно! Понятия не имела, что тут есть такое, – восхитилась она.
– Потому что выше по течению наш славный ручей превращается в поток пены, который пробегает через узкое ущелье. Там воды толком не набрать, такие скользкие камни. Но много лет назад был обвал породы, отчего образовалась плотина. Вытекая, вода разделилась на тройной водопад, не такой мощный, но хватило нам на прудик и еще на ручей. После обильных дождей он становится бурным, особенно по весне, но плотина всегда удерживает поток, и даже если бы она этого не делала, вода бы все равно смывала крапиву и сумах. Но когда она уходит, все вырастает снова. – Мари прошлепала по ручью к самой низкой части пруда. Чистую одежду и луковицу мыльного корня она пристроила на широком плоском камне.
– Принеси сюда грязную одежду. Пусть замачивается, пока мы вымоемся. Так лучше отстирается, и, если так и будет солнечно, на этом камне она высохнет в два счета.
Зора последовала за ней, бросив охапку грязной одежды в воду в мелкой части пруда. Потом Мари достала из-за пояса маленький кривой ножик и вручила его Зоре.
– Хочу, чтобы ты меня подстригла.
Зора вопросительно глянула на нее:
– Уверена?
– Посмотри на них. Они же мерзкие! Хочу избавиться от них.
– На сколько?
На мгновение Мари задумалась, потом провела ладонью по шее на уровне челюсти:
– Вот по сюда.
– Это коротко, – заметила Зора.
– Они отрастут. И на сей раз без краски и грязи. Просто отрежь их.
Зора пожала плечами:
– Хорошо, это же всего лишь твои волосы. И очень-очень грязные к тому же. – Состроив гримасу, она подняла их, собрала в хвост и принялась стричь.
Мари закрыла глаза, стараясь не обращать внимания на дергающую боль. Когда Зора закончила, Мари машинально потянулась к волосам. Голова была странно легкой, как будто пустой.
– Вроде бы ровно. Когда избавилась от грязных колтунов, стало легко. Помой голову. Я хочу посмотреть, какие они у тебя на самом деле.
Мари поднялась, сняла одежду и кинула ее к мокнущему белью. Потом отрезала себе щедрый кусок мыльного корня и глубже зашла в пруд.
Она ощущала на себе взгляд Зоры, но обернулась лишь тогда, когда окунулась в пруд по плечи. Та стояла на берегу.
– Не смотри на меня так. Мне неловко.
Зора сморгнула, и Мари увидела, что ее щеки краснеют; девушка отвернулась.
– Прости. Просто… твоя кожа под одеждой другого цвета.
– Я тебе уже говорила об этом.
– Ну, одно дело слышать, другое – видеть своими глазами. И потом… когда на тебя попадает солнечный свет, на коже появляются странные светящиеся узоры.
Мари осмотрела свои руки и увидела идущий глубоко под кожей изящный рисунок в виде розеток листьев папоротника. Она вытянула руки, дивясь чуду, которое обитало внутри нее.
– Это больно? – сипло спросила Зора.
– Нет, нисколько. – Она посмотрела на Зору. – Я ни с кем прежде о них не говорила. Даже с мамой.
– Почему?
– Мама волновалась. Она всегда опасалась, что меня кто-нибудь увидит. Я… думаю, она пыталась забыть об этой части меня, – Мари часто заморгала, отгоняя слезы, которыми наполнились ее глаза.
– Слушай, Леда принимала тебя такой, какая ты есть, – сказала Зора. – Просто она хотела тебя защитить.
Мари осторожно улыбнулась ей:
– Спасибо, что напомнила.
– Всегда к твоим услугам, учитель!
Мари нырнула и, отплевываясь, принялась натираться липким пенистым корнем. Закрыв глаза, она размяла в ладонях большой кусок и принялась тереть им лицо снова и снова. От лица она перешла к рукам и ладоням, оттирая слой за слоем глину и грязь, скрывавшие истинный цвет их кожи. Наконец Мари набросилась на волосы. Она не считала, сколько раз намыливала голову, смывала и снова намыливала, но перестала лишь тогда, когда они заскрипели под пальцами и в них не осталось колтунов. Дрожа, она выбралась из пруда и присела на теплый камень к Ригелю.
Зора мылась недолго – она уже успела вытереться и одеться и удобно устроилась на другом плоском камне.
Только усевшись рядом с Ригелем, Мари посмотрела на нее. Нет, она не стеснялась. Так учила ее Леда: в наготе ничего постыдного нет. Тело – дар великой Богини; высокая ты или маленькая, плотная или худышка, твое тело достойно любви и уважения. Мари не спешила смотреть на Зору, так как не знала, как она среагирует. Никто, кроме Леды, доныне не видел ее с чистыми волосами и без одежды. Никто. Так что она уселась на солнце, купаясь в его лучах и ощущая одновременно возбуждение и тревогу.
– Ты снова светишься! – заметила Зора. – Я не пялюсь, нет, просто этого нельзя не заметить.
Мари внимательно осмотрела себя. Тело все еще было розоватым от растираний, но все перекрывал золотистый свет от узора по всему телу в виде розеток листьев. Она подняла глаза и встретила взгляд Зоры.
– И глаза у тебя не такие. Они сияют, и цвет у них, как у летнего солнца. У твоего чудища они такие же. Не хочу тебя задеть, но это странно, – сказала Зора. И добавила: – А вот волосы у тебя красивые. Цвета пшеницы и вьются. И лицо у тебя другое, ни у кого из Клана такого нет, но что вымытой ты выглядишь лучше, это уж точно.
