А у меня приятель был из Горького, и он мне предложил: «Коля, поедем со мной! Если что, поможешь». А мне же интересно, я такого огромного города и в глаза не видывал. Любопытно посмотреть на такую махину. И он за меня попросил, а старшина, вероятно, не смог отказать. Видать, сработала та бутылочка…
С его родителями, а жили они в Автозаводском районе, все оказалось в порядке. Но видели мы и кварталы, которые начисто разбомбили. Много людей погибло… Автозаводу тоже перепало. Рассказывали, что несколько цехов вывели из строя. И что мне еще запомнилось. Его родители пригласили нас поужинать. Но угощать-то нечем, ведь не ждали нас. И мы с ними покушали какой-то супец. Но он сильно отдавал карболкой. А я привык, что у нас дома и в училище вода отличная, а тут прямо запах такой… Но отказаться вроде неудобно, пришлось съесть. Потом его спрашиваю: «Чем так воняет?» – «Так воду-то берут с Оки, а там ее обезвреживают какими-то химикатами».
Но зато я тогда, можно сказать, по-настоящему побывал в Горьком. В первый раз познакомился с таким большим городом. Увидел Волгу, пароходы, трамваи и многое другое.
– Какие ребята вместе с вами учились?
– Наша 4-я курсантская рота состояла из 120 курсантов. В основном ребята были из ближней округи: из Горького, из Тульской, Ивановской области. 75 процентов вроде меня – 17–18-летние юноши, остальные бывшие солдаты в возрасте до тридцати лет. Большинство комсомольцы и семь коммунистов. Были среди нас и двенадцать человек, которые уже успели повоевать. А трое из них даже имели правительственные награды.
– Кого-то отчисляли за плохую учебу?
– Никого не отчисляли, все стремились учиться хорошо. К тому же у нас была такая традиция – тот, кто получил двойку, должен целый день носить клин затвора, а он тяжеленький…
– Некоторые ветераны рассказывают, что у них в училищах или запасных полках попадались такие командиры, которые всячески стремились задержаться в тылу и не попасть на фронт.
– Наоборот, я знаю, что у нас многие преподаватели просились на фронт, но их не отпускали. А просились они потому, что жили немногим лучше нашего. Я, например, лично видел, в каких условиях жил мой взводный. Потому как несколько раз носил ему с кухни ужин. Он жил в землянке вместе с командиром 4-го взвода лейтенантом Матвеевым и говорил мне так: «Борисов, приди, за ужином сходишь! А то у нас силы нет туда идти…» Понятное дело, пока туда сходишь, обратно, а как увидишь этот ужин, только раздражаешься… Тыловой-то харч не очень-то мощный был. А он же рослый мужик, спортивный.
Помню, пришел первый раз в офицерскую столовую, талоны их отдал, смотрю, повариха что-то там кинула ложками. Что-то, думаю, маловато… Подвинул котелки к себе, смотрю, а там пустяк… А повариха увидела: «Ты чего там рассматриваешь?» – «Так вроде маловато, а лейтенант-то у нас рослый…» – «Где лейтенанта котелок? Давай сюда его!» – и еще ложку бросила туда.
Приношу им, они лежат на топчанах. Матвеев посмотрел: «Слушай, а чего у тебя каши больше?» А тот шутя и говорит: «Так надо своего ординарца посылать…» Вот так пошутили, но я понял, что им тоже несладко. Поэтому когда несколько раз ходил, то всякий раз просил для них добавки. Когда добавляли, когда нет: «Чего ты тут, слушай, попрошайничаешь?» – «Так я не для себя…»
И среди курсантов такого, чтобы кто-то стремился увильнуть от фронта, я не помню. Таких откровенных трусов у нас не было, просто попадались, можно сказать, случайные люди. Вот в нашей роте, например, учились два курсанта: Шухман и Бухман. Не родственники, но похожи как одна капля. Оба киевляне, эвакуированные в Горький. Как звать, не помню, а рождения, скорее всего, 1924 года. Дружить я с ними не дружил, только иногда перебрасывался фразами. Помню, про Киев их что-то спрашивал, тут они сразу оживлялись и начинали вспоминать хорошую жизнь.
Оба спокойные, тихие, даже немножко забитые, они ничем не выделялись. С теорией вроде справлялись хорошо, но как только доходило до практики, вот тут они еле-еле выходили на тройку. Строевая подготовка, физическая им не давались. Бывало, на занятиях на морозе стоим, чтобы согреться, прыгаем плечо в плечо, дурачимся, а они стоят, сопли текут. Так ребята баловались, под зад им дадут, они в сугроб падают и лежат. Сами выбраться не могут. И ребята спрашивали их: «А как же вы на фронте?» Но их дальнейшей судьбы я не знаю. Помню лишь, что училище они окончили, как и все, получили звание младших лейтенантов и за танками поехали вроде в Нижний Тагил.
– А вы в училище с кем-то успели подружиться?
– Поскольку я по природе своей человек общительный, быстро схожусь с людьми, то у меня со всеми сложились хорошие отношения и появилось несколько друзей. Даже среди ребят постарше. Например, был такой Андрей Шолохов из Тулы, но даже не знаю, куда он попал и что с ним. Просто так сложилось, что как разъехались, так связь и потеряли.
– А вы потом встречали кого-либо из ваших однокашников? Может, знаете статистику, сколько выжило из вашего выпуска?
– Мне и самому было бы очень интересно это узнать, но, к сожалению, таких данных у меня нет. Потому что потом я ни с кем не переписывался, а встречал всего несколько человек с нашего курса.
Первая встреча состоялась, когда я был на фронте всего неделю-две. На Украине мы освободили какую-то деревню. Встали, и тут я слышу, что в ручей заехал мотоцикл разведчиков и застрял. И мат… А слышу, голос-то знакомый, и вспоминаю, где я его уже слышал.
В училище был случай. Как-то зимой, после дежурства 4-го взвода на кухне обнаружилось, что пропало сало. Там были такие большие пласты американского сала. Весь взвод построили, и так и так, никто не признается. Потом какой-то офицер заметил, что собаки, которые обычно трутся у кухни, дерутся неподалеку. Разогнал их и увидел, что они дрались из-за куска сала. В конце концов двое признались. Друзья из Тулы. Оказалось, что они один такой пласт украли, спрятали его в снегу, но собаки нашли раньше…
За такое дело им светила штрафная рота, но через пару дней их помиловали – разжаловали в солдаты и отправили на фронт. В общем, этот, на мотоцикле, оказался один из них. Я к нему иду, а он на меня смотрит: «Узнаешь?!» Я улыбаюсь: «А как же. Бывший курсант 1-го Горьковского танкового училища, бандит и разбойник Кузьменков!» Он засмеялся. Разговорились, и он спрашивает: «Давно на фронте?» – «Всего две недели». – «А ну, привыкай давай. А я уже здесь боевой!» А еще, когда он распахнул телогрейку, я заметил у него на груди два ордена Красной Звезды. Он оказался старшим на этих двух мотоциклах, и я ему предложил: «Давай танком вытащим тебя!» – «Нет, что-то повредить можем. Давай лучше с твоими ребятами вытолкнем его». Когда помогли вытолкнуть, я его спрашиваю: «Куда же вы вперед идете? Там же немцы!» – «Ничего. Задача поставлена, так что нужно узнать, где они». Они уехали, и больше я его не видел.
Вторая встреча. Поселок Липовец на Украине. Стоим, вдруг из тыла появляется танк. Весь в грязи, без крыльев – под бомбежку попал. И едут в сторону немцев. Я танкистов спрашиваю: «Вы куда?» – «Вот, везем командира в санбат». Я к нему, оказался мой сокурсник Никольский. Голова перемотана – пострадал при бомбежке. Нагнулся к нему: «Никольский, Борисова помнишь?» – «Помню…» – «Так тебя твои ребята не в ту сторону везут!» – «Ты уж их направь куда нужно…» Показал направление, и они уехали.
