13.01.44, ведя бой у д. Воловодовка, огнем своего танка уничтожил два станковых пулемета и 12 автоматчиков.
14.01.44 в бою у д. Поповка уничтожил полевое самоходное орудие противника.
15.01.44 в бою у д. Иванец уничтожил один танк, самоходную пушку и противотанковое орудие с расчетом. В боях действовал смело и решительно. Способствовал отражению контратак превосходящих сил противника».)
Потом в районе Чорткова в 20-х числах марта 44-го мой экипаж подбил «Пантеру». Их шло три, а мы стреляли всей ротой. В конце концов прикончили их, но кто там попал, конечно, невозможно установить. Но, по моим ощущениям, мы точно попали.
А когда в апреле 44-го вышли к границе в районе Гусятина, то там мы подзадержались, потому как не смогли с ходу преодолеть Прут. На берегу заняли оборону, подошли саперы, и только в ночь они начали наводить переправу. Ну а мы с пехотой поддерживали их, постреливали постоянно. Вот там, насколько мне запомнилось, мы тоже один танк подбили. И в 14-й бригаде набралось несколько.
Когда в январе 45-го в районе деревни Забежув перерезали дорогу на Краков, тоже группой стреляли, и кто там подбил, точно неизвестно. Но по моим ощущениям, мы там один танк подбили, а может, и кто-то другой.
(Выдержка из наградного листа, по которому командир танкового взвода 2-й роты 1-го танкового батальона 14-й Гвардейской танковой бригады гв. мл. лейтенант Борисов Н. Н. был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени: «За время боевых действий батальона в период с 13-го по 21.01.45, действуя по тылам противника от с. Квасув до г. Краков, показывал образцы мужества и отваги. Будучи в разведдозорах, смелыми и решительными действиями обеспечивал успешное продвижение батальона.
16.01.45, находясь со взводом в заслоне в районе д. Орлув, подавил огнем 7 дотов и дзотов противника, 2 орудия и уничтожил до 30 гитлеровцев.
17.01.45, будучи в разведдозоре в районе Первша – Солошово, действовал исключительно решительно, в результате чего немцы, ошеломленные стремительным натиском, побежали в панике, побросав при этом огневые точки. При этом гв. младший лейтенант Борисов уничтожил 2 орудия, 16 автомашин, 5 фаустпатронов, 4 ручных пулемета и свыше 40 солдат и офицеров противника. Лично взял в плен 5 солдат противника» – www.podvignaroda.ru.)
Потом в первых числах февраля 45-го, когда только захватили плацдарм и нас бросили на его усиление. Но поскольку там немцы превратили все населенные пункты в опорные, тут мы уже штурмовали их вместе с пехотой. И насколько мне помнится, там вроде тоже один подбили. И запомнился эпизод в 20-х числах февраля 45-го, когда мы принимали участие в окружении Бреслау.
Всю ночь шел крупный сырой снег, а наша рота двигалась по целине. Лишь изредка останавливались, чтобы сориентироваться на местности. Помню, в радиоэфире постоянно появлялось начальство, подгоняло нас, и частенько приходилось выслушивать нелестные слова о себе. Наконец, на рассвете вдали показались окраины большого города. Быстро нашли огневые позиции и замаскировались в небольшой сосновой роще. Вдруг неожиданно появился бронетранспортер с разведчиками во главе с начальником разведки майором Казариновым.
К нашему удивлению, оказалось, что всего в семистах метрах перед нами проходит передний край противника. С рассветом разведка попыталась пройти, но немцы уже сели в оборону хорошо, и просочиться в город разведчикам не удалось. Они нас предупредили: «Просто так в город уже не попадешь!»
Стали наблюдать, а через командирский перископ хорошо видно, как отдельные немецкие солдаты перебегают с места на место и даже как выглядывают из-за бруствера. А потом вдруг заметили среди окопов и несколько танков и самоходок. Смотрю, а у ближайшего, который находился в моем секторе, видна не только башня, но и часть корпуса. Видно, не успели полностью зарыть. Спросил у ротного: «Можно попытаюсь?» Сергей Васильевич разрешение дал.
Расстояние было большое, но как-то удачно получилось. Может, и под корпус попало, в самый обрез, потому что от попадания в башню он сразу не загорелся бы. А тут сразу вспыхнул, значит, все-таки в корпус попадание.
Первым выстрелом я промахнулся. Второй выстрел уже от него последовал – тоже промах. Но после моего второго выстрела – факел! С веселым бодрым духом докладываю ротному. Он отвечает: «Все вижу! Записываю на твой счет». И спрашивает: «А сколько у тебя всего на счету?» – «Если в вашей бригаде, так третий или четвертый. А еще были в 40-й бригаде».
Но что нас сразу насторожило, что соседние немецкие танки почему-то не стреляли. Вообще вокруг стояла такая тишина, которая на фронте всегда только настораживает. Немцы молчат – значит, что-то замышляют. Ладно, мы тоже не подаем никаких признаков. Так прошел целый день.
Но ближе к вечеру нервное напряжение усилилось. Наконец, по радио послышалась команда ротного: «Огонь открываем залпом по моей команде!» Глянул в прибор, а там на горизонте девять немецких танков, стреляющих на ходу. Когда танки поравнялись с окопами, из них выскочила пехота и устремилась в атаку на нас. Последовала команда: «Залпом – огонь!»
После первого же залпа один танк горит, второй остановился. После второго еще два. После третьего – еще один горит. Тут пехота залегла, а оставшиеся танки стали отходить. Снова воцарилась тишина. Только где-то вдали в городской черте что-то громыхало и светилось в наступившей темноте. А ночью нашу рощу заполнила пехота, а нам последовала команда выйти в район сбора.
А последние два были уже в Германии. После форсирования Нейсе взяли направление на Берлин, но, находясь всего в 50 километрах южнее него, вдруг получаем приказ: «Срочно совершить марш на юг Германии и сосредоточиться в районе города Гойнерсверде». Штурм Берлина так и остался мечтой…
А там, прибыв в указанный район, в течение недели мы отражали контратаки окруженной немецкой группировки, пока не принудили ее к сдаче в плен. Вот в этих боях мой экипаж подбил еще два танка, доведя счет до десяти.
– Пожалуй, набралось даже больше.
– Вот видите, а я и не помню. Я ж вам говорю, запомнил цифру десять, поскольку делал доклад начальству. Но учтите, то, что я вам рассказал, это не просто так из головы взято. Это я потом сидел за книгами, смотрел, где и когда мы находились, вспоминал.
– А вообще, насколько тщательно велся боевой счет?
– Скажу откровенно, мы не немцы. Как уже потом я узнал, у немцев велись персональные карточки, куда вносили все успехи. Ясно, что там особо не сбрешешь. А у нас учетных данных как таковых не было. Как говорится, на совесть. Для себя я счет, конечно, вел, но настоящего учета фактически не велось. Только если сам командир вдруг увидел, тут конечно. Хорошо, в моем случае многие старшие начальники были тому свидетелями, в основном ротный командир. Но нам засчитывали далеко не все, что мы докладывали.
Вот предположим, когда на особом задании подбил два танка, так я не мог их себе на счет записать. Командир же не поверит. Он послушал: «Молодцы, ребята! Но можно было бы и больше…» Но больше мы не успели. А если бы успели, то, может, и нас уже не было бы. Так что посмеялись, но официально эти два танка мне не засчитали. Но все-таки начштаба записывал себе, ведь когда заполняешь наградные, нужно писать не то что в голову взбредет, а конкретно, что было на самом деле.
