Или еще пример. Уже после войны я служил с Горным Давидом Иосифовичем, который всю войну прошел в одной бригаде. С момента ее формирования в июне 42-го и до самой Победы он служил в роте технического обеспечения специалистом по электрооборудованию. Хороший технарь, с обязанностями справлялся, но должность-то не самая заметная, и за войну он имел две награды: орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». Но вот когда мы собирались иногда и когда уже выпили, тормоза у него тоже отпускались, и он постоянно говорил: «Я до сих пор проклинаю этого пропагандиста майора Суворова. Сколько раз меня подполковник Филиппов – зампотех бригады – представлял, но как до Суворова доходит, он говорит: «Надо награждать боевых людей, тех, кто в атаки ходит! А этих через одного!» И я все попадался через одного…» Но все эти претензии по поводу наград я бы всерьез не рассматривал.
– Задам нескромный вопрос. А у вас самого такой обиды не было?
– Да ну чего там, мне и так хватает. И так мы в почете. Но конечно, если взвесить все, то, наверное, меня могли бы наградить и больше. Потому что вывезти штаб бригады со знаменем из окружения – это чего-то да заслуживало. Но я не приучен заниматься такими вещами. Начальству виднее.
– Энтузиасты военной истории создали список самых результативных танкистов Красной Армии. Так те, у кого на счету 10 танков и более, почти все герои.
– Ну чего обо мне говорить, если даже такие, как Брюхов, оказались не отмечены.
– Вы читали его книгу?
– Читал, тут, как говорится, добавить нечего. Но я с Василием Павловичем и знаком неплохо. В 1980 году он приехал к нам в дивизию с инспекцией. А с нашим командиром он служил вместе на Дальнем Востоке. Зовет меня: «Николай Николаевич, зайди!»
Захожу, за столом сидит генерал-лейтенант. Представился, познакомились. Расспросил, где был, когда. Спрашивает: «А чего в академии не учился?» – «Да один раз попытался, но завалил физику и плюнул на это дело…» – «Зря», – говорит. Пошутили, посмеялись, накоротке поговорили. Спрашивает моего командира: «Ну как он?» – «Побольше бы таких офицеров. Но собирается уходить». Мне ведь уже под 60 шло. – «Нас остались единицы, так что, если здоровье позволяет, послужи еще!» А ближе к вечеру меня вызвали в дом офицеров: «Брюхов сказал, чтобы был». Там, конечно, на фуршете более подробно поговорили. Таких танкистов, конечно, мало было. Лихой, смелый, недаром звание Героя в 95-м ему присвоили. Хоть и поздновато, но все-таки.
– А как вам показалось интервью с Ионой Дегеном?
– Его рассказ мне показался достоверным. В некоторых моментах такие детали вспоминает, что и я такого уже не помню. Оцениваю его как настоящего, достойного танкиста. Подготовленный, знающий танковое дело. Для танкиста срок пребывания на фронте приличный. Считаю, что свой долг перед Родиной он исполнил сполна, и желаю ему доброго здоровья, чтобы он и дальше помогал людям.
– Почти всех ветеранов, которым я давал прочитать его интервью, очень резанула антисоветская нотка в его рассказе. Даже где-то обиделись на него, мол, все видит в черном цвете.
– Меня эта нотка негатива не напрягала, но полагаю, что здесь он кое-что преувеличил. Будем считать на его совести.
– Ну вот, допустим, он очень негативно отзывался о политработниках и особистах.
– Когда после войны мы встречались в дружеской компании, то многие отзывались о политработниках нелестно. Но чаще всего в каком плане? Мол, меня представили к награде, а замполит зарубил: «Этот еще не заслуживает!» Но если про себя лично, то я ничего плохого не скажу. Что трусы, которые непонятно где находятся во время боев, – ничего подобного! Если замполит батальона, то он все время рядом с комбатом. Я воевал в пяти разных батальонах, и везде так было. Видел на передовой и начальника политотдела корпуса, и члена Военного совета армии, это ведь тоже о чем-то говорит. А такого, чтобы кто-то из них прятался за нашими спинами или злоупотреблял своей властью, я не помню. Вот, например, в этой истории с Тараскиным наш замполит вполне мог бы на него обидеться, но к его чести, он никакой обиды не затаил. С Ильиным, кстати, был еще такой эпизод.
Где-то в Польше, когда батальону предстояло идти в атаку, он находился в одном танке с комбатом. Но в ходе атаки предстояло сменить направление, а для этого нужно подать сигнал – зеленую ракету. И когда они вышли на этот рубеж, комбат поручил пустить ракету замполиту – «Давай!». Дают ему ракетницу, он открывает люк заряжающего, но не полностью. Бах – ракета попадет в нераскрытую створку, залетает обратно в танк и пошла тут ходуном ходить… Все за головы схватились, пока она не сгорит… А Ильин же чувствует себя виноватым, так он стал кидаться на эту ракету и в конце накрыл ее и здорово обжег себе ладонь. Ходил потом с перемотанной рукой. Ну, история, конечно, сразу стала всем известна, но виду никто не подает, комбату же станет неприятно. Но шутя говорили так: «О, наш замполит в атаку ходил и ранение получил…» Вот такой эпизод тоже был.
– Деген очень нелицеприятно отозвался об особистах. А вот вы как считаете, смогли бы мы победить без такой жесткой, даже жестокой дисциплины, которую они обеспечивали?
– Что скрывать, воевали с оглядкой… Но лично я прихожу к мнению, что с нашим народом по-другому нельзя. Все-таки мы люди несколько расхлябанные. Не немцы. У немцев если приказали, то он будет выполнять до конца. Пусть это и до глупости иногда доходит. Вот я же вам, например, рассказывал, как они совершали налеты на Горький. Делали это в одно и то же время. Буквально минуту в минуту. Ну, измени же хоть немного, это же создаст нам трудности, так нет. И все наши начальники поняли, что нужно организоваться и ждать. Вот тут их хваленая немецкая пунктуальность пошла им в минус.
А мы в этом плане совсем другие. Видимо, от природы в нас, русских, такие качества, вот иногда и получается не совсем… Поэтому и не случайно появился этот приказ № 227. И до этого было строго, но тут стало понятно, что решается судьба страны… И я считаю, что они решили правильно. А иначе, если бы мы через Волгу драпанули, неизвестно что дальше. Так что нас надо в строгости держать. Одно плохо – нет золотой середины. Или гайки слишком закручивают, но если чуть отпустить, сразу расхлябанность…
Пример. Воюем, ходим в атаки, все четко. Только вывели на переформирование и чуть свободное время, сразу недисциплинированность появляется. Хотя распорядок есть, но он не выполняется. Все надо кругом перевернуть, но непременно найти спиртное…
– Хотелось бы задать самый важный вопрос нашего проекта – во время войны или оценивая пережитое на фронте уже сейчас, у вас нет чувства, что людей у нас не берегли? Что мы могли победить с меньшими потерями?
– Конечно, потери мы понесли огромные. Я спокойно не могу даже цифру эту называть… Но если с обывательской точки зрения судить, это одно дело. А если изучать глубоко ту тяжелейшую обстановку, которая сложилась перед самой войной, в ее начале, то для меня очевидно, что случались такие моменты, когда другого выхода, кроме как за счет жертв остановить немца, не было…
