Внешне неказистый: низкого роста, худощавый, одет в солдатское обмундирование. Со стороны даже казался простачком, но на самом деле обладал острым природным умом и сообразительностью. В общении очень простой, общительный, доброжелательный и жизнерадостный.
Боевые приказы отдавал в свободном, но ясном толковании. Его разговорная речь состояла из смеси русских и украинских слов. В обращении с подчиненными частенько применял украинское слово «хлопчики». Поначалу мне даже показалось, что он грешит панибратством, и лишь потом я понял, что ради достижения успеха Александр Петрович умело использует психологию.
Комбат пользовался безусловным авторитетом среди личного состава. В трудной и сложной боевой обстановке не терялся, всегда находил верное решение и вселял уверенность у подчиненных. Смелый и храбрый, за годы войны он был трижды ранен и награжден шестью боевыми орденами. (На сайте www.podvignaroda.ru есть наградные листы, по которым гвардии капитан Писаренко Александр Петрович 1915 г. р. был награжден орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны и медалью «За боевые заслуги».)
В послевоенное время я дважды встречался с Александром Петровичем в дивизии на праздновании Дня Победы. На этих встречах он был бодрым, желанным и уважаемым гостем среди бывших подчиненных. В свою очередь он очень гордился нами. До конца его жизни я поддерживал с ним связь. Умер Александр Петрович в возрасте 86 лет.
И хотел бы пару слов еще сказать про начштаба нашего 1-го батальона. Геннадий Михайлович Шапко отличался от других старших начальников спокойным и уравновешенным характером, высокой уставной культурой в обращении с подчиненными. Был чутким и внимательным, особенно к молодым офицерам. Это был настоящий трудяга и наставник молодежи, надежный помощник командира. В ответственный момент боя он всегда находился рядом с ним. Если дело касалось боевых задач, приказы и донесения оформлялись качественно и в срок. Вне боевой обстановки службой занимался ежедневно и осуществлял строгий контроль. Будучи на отдыхе в польском Богуславе, мне часто доводилось бывать дежурным по батальону, так чтобы сдать Геннадию Михайловичу зачеты по знанию Боевого устава, их приходилось изучать досконально.
После войны он продолжил службу и уволился в запас полковником. Проживал в Москве. Несколько раз мы встречались на встречах ветеранов дивизии. Умер Геннадий Михайлович в декабре 1993 года.
– Раз уж зашел разговор про командиров. Уже давно не секрет, что некоторые из наших прославленных командующих в войну не гнушались и палкой пройтись по спине нерадивых подчиненных. А уж про мат и говорить нечего.
– Лично мне по жизни на командиров везло. По большей части это были достойные и культурные люди, а сволочей или хамов мне почти не попадалось. В войну я такого не видел и про поведение Катукова, например, уже только потом узнал.
Вот про Рыбалко я знал, что этому лучше не попадаться. Этот и с палкой ходил, и мутузил по полной… Сам я, правда, этого не видел, но знакомые, которые служили под его командованием, рассказывали.
Но в 46-м, после очередного парада, состоялось торжественное собрание, и как он там производил разбор, я до сих пор помню… Такие эпитеты находил, такие слова нехорошие говорил, а ведь там и женщины присутствовали, и гражданские. Другое дело, если бы он отдельно собрал танковых командиров и все бы им высказал. Но говорить такое на торжественном собрании, да еще в присутствии посторонних, считаю, было совершенно недопустимо.
– Иона Деген в своем интервью крайне нелицеприятно отзывается о командующем бронетанковыми войсками 3-го Белорусского фронта генерал-полковнике Родине.
– Про Родина ничего сказать не могу, потому как видел его лишь однажды. Уже в начале 50-х наша дивизия устраивала показательные занятия для слушателей академии, и вот тогда я видел его мельком. Но тут я что хотел бы сказать.
Деген пишет, что Родин ругал его самыми распоследними словами в присутствии командира бригады Духовного. Но после войны я служил под командованием Ефима Евсеевича и не поверю, чтобы Родин стал при нем так ругаться. Духовный был авторитетный командир, а старшие начальники тоже знают, когда и как надо ругаться. Конечно, состояние у командиров разное случалось, но все-таки мне не особо верится. Да и сам факт, чтобы командир такого уровня запомнил обычного лейтенанта, да еще чего-то ему там наговорил, верится, честно говоря, с трудом.
Я, например, сколько был на фронте, но командующих фронтами не видывал ни одного. Командующего 1-й Гвардейской танковой армией Катукова видел один раз. Как-то он в машине мимо нас проскочил. Командиров корпусов издалека только видел.
Как-то уже в 45-м нас, офицеров, вдруг собрали на совещание к командиру корпуса Полубоярову, где он подводил итоги минувшей операции и нацеливал на выполнение предстоящих задач. И там Павел Павлович показал себя как очень разумный, спокойный и выдержанный человек, что-то вроде Рокоссовского. Это был такой командир, у которого было чему поучиться. Недаром после войны он в течение 15 лет командовал бронетанковыми войсками Советской Армии. Понятно, что на фронте чего только не случалось, но в то, что Деген на фронте встречался и разговаривал с Василевским и Черняховским, извините, верится с трудом. Как говорится, пока сам не увижу – не поверю. Я, например, знал, что нашим фронтом командует Ватутин. Гордился им и очень сожалел, когда он был ранен и умер. Но ведь на самом деле почти ничего о нем не знал. Мы же никакой информации не имели. Думаю, и не узнал бы его при встрече. Хотя еще раз повторю, каких только чудес на фронте не случалось. И кстати, о Ватутине.
В прошлом году к нам в совет ветеранов зашла женщина. А там у нас портреты командующих висят, и я смотрю, она смотрит на них и полушепотом по имени-отчеству называет многих. Я сразу понял – необычный человек появился. Подошел к ней: «Вы что, знали их?» – «Да, лично знала!» Разговорились, и оказалось, что она служила официанткой у Ватутина. Часа три мне всякую всячину рассказывала. Как ездила хоронить его, как после похорон с его детишками месяц нянчилась. Она о Ватутине очень хорошо отзывалась. И Жукова неоднократно видела, когда он его заменил. А потом их с поваром отправили в штаб фронта, и через месяц или два ее назначили к начальнику Особого отдела 1-го Украинского фронта, с ним она до конца войны и прослужила. Мария Ивановна до сих пор жива, хотя ей уже 102-й год идет…
– Николай Николаевич, в войну вы прошли через три страны. Где вам больше всего понравилось? Вообще, какое впечатление произвела на вас заграница?
– Когда я еще в школе учился, мне казалось, что на Украине живут гораздо лучше, чем у нас. Но когда попал на Украину, убедился, что ничего особенного. Ведь думал, что у них там этих фруктов завались, но ничего подобного. У нас по 5–10 яблонь тоже у всех в саду росло. Где-то получше села и деревни, где-то похуже, но ясно, что немцы их хорошенько прочистили. Так что на Украине мне бедненько показалось.
Вот на Западной Украине и по обустройству, и по людям, конечно, были заметны отличия. Более благоустроенные поселения, города, глубоко верующие люди, это уже совершенно другие украинцы. Не такие доброжелательные и не особо разговорчивые.
