Порой я даже желала, чтобы нашлось хотя бы ее тело. Тогда, по крайней мере, я получила бы хоть какое-то облегчение, и у меня была бы могила, где я могла бы оплакивать свою прекрасную дочку. Но вместо этого я продолжала ждать, что она в любой миг войдет в дверь. Я сохранила все письма, что она получала, и ее вещи, как она их и оставила. В ванной у меня стоял ее шампунь “Барби” и мыло “Покахонтас”. Однажды я обнаружила, что вещи Наташи поела моль, и едва не умерла от горя»
(Бригитта Сирни)
***
С тех пор, как Наташа впервые поднялась наверх, все немного изменилось. Ночевать она по-прежнему должна была в подполе, но во всем остальном теперь все было по-другому. Датчик издавал противный писк, и вскоре в дверях появлялся Вольфганг. Они шли завтракать наверх, а потом Наташа вновь спускалась, чтобы сделать уроки. Вольфганг отправлялся по делам, а девочка должна была сделать все, что он задавал. Он мало что смыслил в географии, химии и астрономии, но вот математику и физику изучать заставлял, а также требовал, чтобы Наташа пересказывала ему все прочитанные книги. Когда Приклопиль возвращался домой, Наташа обычно поднималась наверх и разогревала ужин. Вечера они обычно проводили за просмотром телевизора. В такие моменты девушка видела то, как Вольфганг наслаждается иллюзией счастливой семьи, которую он так тщательно пытался создать. У него неплохо получилось. Этой же иллюзией наслаждалась и Наташа.
Вскоре после того, как Наташа впервые оказалась в гостиной с розовыми стенами, она начала упрашивать Вольфганга разрешить ей выйти на улицу. Хотя бы на несколько минут. Серый и неприглядный пейзаж за окном казался ей теперь чем-то нереальным. Куда более настоящими казались огромные фотообои с березовым лесом на кухне дома в Штрасхофе.
Приклопиль поначалу наотрез отказался. Он даже наорал на девочку за то, что ей подобные глупости лезут в голову, но шло время, и тихий пригород Вены погружался в зимнюю дрему. Рождество должно было наступить уже через неделю. Главный праздник для Наташи, а значит, и для него. Каждый раз, когда он спрашивал, что она хочет в подарок от Санта-Клауса, Наташа говорила о прогулке. В 20-х числах декабря он все-таки сдался. Поздним вечером он подвел девочку к входной двери и отпер тяжелый замок.
– Если ты попытаешься убежать, я тебя убью. Если ты попытаешься закричать, я тоже тебя убью, а заодно и всех, кто тебя услышит, – предупредил он. – А потом мне придется убить и себя, – чуть тише добавил он.
Она верила ему, да и бежать она больше не пыталась. Все в мире имеет срок годности, воспоминания не являются исключением. Постепенно счастливая жизнь в Вене, уютная пекарня бабушки, тихие вечера у соседки, лица родителей и сестер – все это тлело и исчезало из памяти. Эти воспоминания казались теперь такими смутными и неестественными, что больше напоминали кадры из когда-то давно просмотренного фильма. Она уже очень плохо помнила сюжет, только какие-то эпизоды. Еще помнила о том, что то кино ей очень нравилось. Воспоминания о доме становились все более светлыми и безоблачными, отчего еще меньше походили на правду. Настоящая же жизнь Наташи протекала здесь, в большом светлом доме в Штрасхофе, с покатой крышей, розовой гостиной и просторной кухней с фотообоями. Ей уже сложно было представить жизнь без Вольфганга. Казалось, что он был с нею всегда. Он стал главным режиссером ее жизни. Каждое движение, каждый шаг и мысль – все это было во власти Вольфганга. Человек всегда принимает правила игры, а уж ребенок и подавно. Именно это свойство психики позволяет ему быстро адаптироваться в любых условиях.
Входная дверь открылась, и на Наташу хлынул поток чистого морозного воздуха. За многие месяцы, проведенные в подвале, она совершенно забыла о том, как пахнет чистый воздух. Открывшийся ей вид на двор с красивыми, ухоженными клумбами, каменными дорожками, живой изгородью, отделяющей дом от соседнего, – все это сейчас казалось ей декорацией. Это ведь все ненастоящее. Так не может быть. На самом деле они где-нибудь в самом центре леса, или в другой стране, или… Да где угодно, но только не на обычной улице с красивыми, ухоженными особняками. В тот вечер ей начало казаться, что она потихоньку сходит с ума.
Рождество они праздновали вдвоем. Небольшая искусственная елка в гостиной с розовыми стенами, гора подарков под деревом и праздничный ужин. Все было так, как и положено. В числе подарков был и небольшой кассетный плеер, о котором Наташа и мечтать не могла. Награда за хорошее поведение. Девочка пока еще смутно понимала, что значит в понимании Вольфганга хорошее поведение, а что – плохое. Интуитивно она это чувствовала, но описать точно бы не смогла.
С приближением выходных Вольфганг становился все более нервным. Уже с четверга он начинал скрупулезно и методично убирать дом и проверять все охранные системы. Наконец, он признался, что каждые выходные к нему приезжает мама. По тому, каким тоном он это произнес, стало ясно, что он отчаянно боится ее. Вскоре он принес Наташе корзину с моющими средствами и велел убирать дом к приходу матери. Сам он в день перед приездом матери без конца бродил по саду, проверяя качество подстриженного газона, сигнализацию, наличие сухих листьев на клумбах… Все должно было быть идеально.
«Я знаю, что теперь это звучит ужасно, но мы были в хороших отношениях с Вольфгангом. Откуда же мы знали, что происходят такие жуткие вещи? Иногда мы стояли с ним у изгороди часами, разговаривая о Боге и мире. Но порой Приклопиль вел себя странно, особенно когда приезжала в гости его мать. Он ходил по саду, вглядываясь в газон, рассматривая кусты и проверяя каждое окно, – он объяснял нам, что всего лишь «прибирает и доводит все до совершенства». Теперь, наверное, это можно объяснить тем, что он проверял, не заметно ли каких следов его тайной пленницы»
(Йозеф Янчек)
– Как тебя зовут? – спросила однажды Наташа.
– Называй меня Властелин, – ответил Вольфганг.
– Ты идиот? – искренне спросила Наташа. Поначалу она подумала, что это шутка, но на лице Вольфганга не было и тени улыбки.
– Если я сказал, что ты должна называть меня Властелином, ты будешь так меня называть, – категорично заявил он.
Девочка не смогла сдержать нервный смешок, который моментально вызвал у Вольфганга новую вспышку ярости. Как еще может отреагировать нормальный человек, если его просят называть Властелином? Вольфганг не шутил. Он требовал, чтобы его называли именно так. Раз за разом и день за днем. Наташа наотрез отказалась это делать. Ни пощечина, ни оскорбления не возымели никакого действия. Ему пришлось отступить, и на время все встало на свои места, а через несколько дней он вернулся в подвал с ящиком инструментов. Вольфганг долго что-то монтировал и устанавливал.
– Отныне я буду контролировать твой режим дня. Ровно в девять вечера свет будет выключаться, а ровно в семь утра вновь включаться. Я так решил. Если будешь себя хорошо вести, я подарю тебе фонарь, – уже более мягким тоном произнес он.
Раньше он самостоятельно по вечерам отключал в комнате электричество. В этом случае всегда можно было упросить его подольше не отключать свет, но теперь пришлось подчиниться раз и навсегда установленному режиму.
