Наведя прицельную марку в борт похожего на колун бронетранспортера, из кормового люка которого споро сигали пехотинцы, Серышев даванул ногой на педаль спуска. Уже не плавно, как минутой назад – бой скоротечен, и вряд ли с момента его первого выстрела прошло больше времени, – а со всей дури. Небось, не собьет прицел, под ним почти тридцать тонн! Двадцать восемь с половиной, ежели точно. Не сбил. Просто прицелился хреново – снаряд угодил в ведущее колесо, выворотив его вместе с двигателем и сбросив бронекоробку с дороги. Даже жаль, что башнер не осколочно-фугасным зарядил – тогда б результат ничуть не худшим оказался, зато еще и пехотинцам бы досталось!
– Командир, время! Валим, пока не прицелились! – проорал в ТПУ мехвод, срывая танк с места. Подмяв кормой близлежащие кусты, «тридцатьчетверка» развернулась, меняя позицию. В триплексе командирской панорамы мелькнул ствол молодой сосенки, крона дернулась, мазнув по башне, ушла куда-то вниз, подмятая скошенной лобовой броней. Прокрутилась, раскидывая дерн и клочья измочаленной коры, правая гусеница.
«Жалко, – мелькнула самым краешком сознания несвоевременная мысль. – Дерево-то в чем виновато? Росло себе и росло. Вот же, суки фашистские, кто вас сюда, твари, звал?!»
Отведя машину метров на двадцать, Цыганков сбросил газ, снова разворачиваясь лбом к дороге.
– Готово, командир, два выстрела!
– Понял… – глухо, едва ли Витька его расслышал, пробормотал Серышев, приникая к резиновому налобнику прицела. Так, довернуть башню, еще немного, еще… что тут у нас? Грузовик? Да еще и с пушкой на прицепе? Отлично.
– Степа, осколочный. Следом пихай бронебой.
Башнер, не отвлекаясь на никому не нужные реплики – все равно слышимость в переговорном устройстве была, мягко скажем, не шибко хорошей, – молча выполнил приказ, затвор сочно лязгнул, запирая в каморе очередной унитар.
С прицелом Василий, пожалуй, только лишь сейчас окончательно втянувшийся в ритм боя, особенно не заморачивался: какой смысл? Просто подвел треугольник чуть пониже края тента и выпалил.
Бум!
Толчок отдачи, скраденный тоннами брони. Обдавший потное лицо жар и шелест откатного механизма. Шибающая в нос тухлая кордитная вонь, несмотря на приоткрытый люк, постепенно заполняющая боевое отделение. Тонкий латунный звон экстрактированной гильзы и шумный выдох Анисимова, выпихнувшего горячий цилиндр наружу.
Ду-д-дух! – похоже, тупорылый грузовик не только тащил пушку, но еще и вез в кузове боеприпасы к ней, уж больно мощно рвануло. На месте автомашины на долю секунды вспухло огненно-рыжее облако, волна спрессованного воздуха навалилась на опушку, срывая с ветвей багряные осенние листья, запорошила каким-то мусором командирскую панораму и, мягко ткнувшись в лобовую броню, иссякла, признав полное поражение перед громадой русского танка. От превратившегося в факел «Опеля» не осталось практически ничего, лишь перекрученная рама, лохмотья кабины и раскиданные в радиусе десятков метров мелкие обломки. Да еще лениво чадящий изодранный тент, заброшенный ударной волной на самую верхушку ближайшего дерева.
– Бронебойный! – сообщил башнер, с детской обидой глядя на прогоревшую перчатку. – У, с-сука, совсем же новая!
– На, с-сука! – в такт товарищу азартно проорал Серышев, стреляя в лоб начавшему разворачиваться немецкому танку, еще одной «четверке». Сноп искр, неслышимый сквозь броню и грохот боя визг рикошета. Промах! Чуть бы левее – и…
Срез кургузой фашистской пушки расцвел белесым цветком ответного выстрела – вражеский наводчик тоже обнаружил цель и успел навести орудие.
Бдз-з-зынь!
«Тридцатьчетверка» вздрогнула, приняв смертоносный подарок бортом судорожно дернувшейся башни. Тоже рикошет! Смазал, гад, смазал!
Не дожидаясь команды, Цыганков врубил заднюю передачу, буквально вбивая танк в заросли и сопровождая происходящее отборнейшим трехэтажным матом. Окутавшаяся густым солярным выхлопом корма подрубила очередное оказавшееся на пути дерево, опрокинув его на броню. Виктор навалился на левый фрикцион, подворачивая, опытный Бошков тоже ухватился за рычаг, помогая товарищу. Серышева мотнуло из стороны в сторону, едва не сбросив с сидушки – удержаться удалось в самый последний момент.
Нещадно ломая подлесок, «тридцатьчетверка» проехала несколько метров, выходя из пристрелянного противником сектора, и замерла. Василий приник к прицелу, торопливо осматриваясь. Видимость была так себе, оптику запорошило какой-то трухой и листьями, но не вылезать же наружу?
«Хоть бы антенну какой деревяхой не сшибло, – мелькнула мысль. – Как тогда с ребятами связываться?»
В нескольких десятках метров впереди что-то жарко горело среди деревьев – немцам удалось поджечь один из танков роты. Уже не один, увы, по ту сторону дороги тоже полыхнуло. Кого именно подбили, лейтенант не знал, видел только, как сорванная детонацией боезапаса башня, сшибая нижние ветви, плюхнулась кверху погоном почти у самой дороги. Сволочи!
Скрипнув зубами, Василий довернул башню и закрутил маховички наводки, отыскивая недобитый «Pz. IV». Вот и он, сука. Удачно стоит, почти под прямым углом по нормали. Подставился, падла! Так, марку чуть пониже башни, прямо на четко различимый на серой броне белый трафаретный крест. Готово. Педаль в пол. Выстрел!
В этот раз не промазал: окутавшись роскошным букетом искр, болванка вошла точнехонько туда, куда он и целился. Панцер вздрогнул и замер на месте. Откинулся башенный люк, откуда показался немецкий танкист. Разумом понимая, насколько глупо терять драгоценные мгновения, лейтенант, не в силах совладать с внезапно обуявшей все его естество яростью, дотянулся до рукояти спаренного «ДТ» и выдавил спуск. Очередь прошлась по броне, перечеркнув высунувшегося фрица на уровне груди, судорожно дернувшись несколько раз, тот обвис, запрокинувшись назад. А Васька продолжал жать на гашетку, плавно поводя стволом. Пули высекали искры, с визгом – разумеется, звуки не пробивались сквозь броню, но Серышев отчего-то был абсолютно убежден, что слышит этот противный звук – уходили в рикошет, разбрасывая капли расплавленного свинца и крохотные клочки латунных оболочек. Попытавшемуся выбраться через передний люк механику-водителю одна из них попала в голову; другого фашиста, вылезшего через бортовую дверцу башни, настигла уже на обочине. Крутнувшись вокруг оси, фриц подломился в коленях, мешком оседая на землю. А больше из курящегося сизым дымом, но так и не вспыхнувшего танка никто и не показался…
– Долго стоим! – зло рявкнул Цыганков, вновь трогая бронемашину с места. – Протяну метров двадцать и делаю короткую. Готов, командир?
– Готов, давай.
Крайней целью этого боя для лейтенанта Серышева стал еще один полугусеничный броневик, только какой-то странный, здоровенный, но с открытым сверху невысоким квадратным кузовом, затянутым пыльным тентом. Этого спалили осколочно-фугасным, влепив в аккурат посередке этого самого кузова, рвануло, любо-дорого поглядеть, тент в одну сторону, клочья смятого ударной волной металла – в другую. Еще и полыхнуло, мама не горюй, – похоже, внутри находились бочки с бензином. Жаль, едущие в нем немцы успели разбежаться.
