А затем Серышев, приняв сообщения от двоих уцелевших взводных – третьего, Кольку Енакиева, сожгли пару минут назад; взрыв именно его танка и видел Василий, – понял, что пора отходить. Иначе немцы, окончательно придя в себя, сумеют перегруппироваться и начнут бить куда прицельнее, нежели сейчас. Да и боевая задача, по большому счету, выполнена: потеряв всего две машины, удалось уничтожить как минимум десятка полтора вражеских, не считая бронетранспортеров и автотранспорта. О потерях в живой силе Серышев даже не догадывался, хоть и предполагал, что тут счет идет уже чуть ли не на сотни.
И все же уходить просто так не хотелось, тем более что гитлеровцы вряд ли ждали от русских подобной самоубийственной наглости. А ежели и ждали, так все равно хрен успеют отреагировать и нормально прицелиться!
Потому, скомандовав «делай как я», Василий вывел «тридцатьчетверку» из-под деревьев, на максимальной скорости пройдя вдоль шоссе. Следом, повторяя маневр командира, рванулись и остальные танки. Скрежетал под гусеницами сминаемый металл, орали не успевшие убраться подальше от дороги фрицы, грохотали, не жалея патронов, оба пулемета, курсовой и спаренный с пушкой.
В полной мере оценить эффективность этой атаки Серышев не мог, больно уж быстро все произошло, но в том, что немцам напоследок неплохо досталось, был уверен. По крайней мере, его экипаж записал на свой счет два раздавленных грузовика, какой-то совсем небольшой двухосный вездеходик и протараненный в самом конце, когда советские танки уже сворачивали на неприметную лесную грунтовку, броневик, судя по ажурной антенне над крышей, то ли командирский, то ли связной. Откуда именно он взялся, ни лейтенант, ни мехвод Цыганков так и не поняли, вероятно, прятался, съехав с грунтовки в самом начале боя, в придорожных кустах. Но когда в десятке метров по курсу внезапно показался покрытый камуфляжными полосами борт, отворачивать оказалось поздно. Да и незачем, больно уж велика была разница в массе.
– Держитесь!!! – заорал Витька, вжимаясь в сиденье за секунду до того, как двадцать восемь тонн стали, помноженных на пять сотен лошадиных сил, ударили в угловатую восьмиколесную коробку. Мощный толчок, едва не сбросивший танкистов со своих мест, утробное рычание дизеля, вой и скрежет раздираемого металла.
«Тридцатьчетверка» на несколько секунд задрала лоб, громоздясь на опрокинутого на бок противника, затем резко просела, тонкая противопульная броня не выдержала, сминаясь. Под днищем противно завизжало, снова заковыристо выматерился мехвод, почем зря поминая всех на свете женщин легкого поведения и их непутевых родительниц. Перевалившись через искореженный корпус, танк выровнялся, двинувшись следом за ушедшими вперед товарищами.
А спустя полчаса Цыганков, глухо ругнувшись себе под нос, мрачно сообщил в ТПУ:
– Все, командир, похоже, приехали. Как говорил товарищ комбриг, песец подкрался незаметно. Остановка нужна.
– Вить, чего случилось? Что еще за песец такой?
– Да броневик тот долбаный… зря мы его в лоб приняли. Похоже, с трансмиссией что-то, и дизелек греется. Если не разобраться, в чем дело, до своих точно не доберемся, километра через два наглухо встанем. С ума сдуреть, мать-перемать…
– А догоним наших то?
– Догоним, командир, – ухмыльнулся Цыганков, обменявшись с радиотелефонистом быстрым взглядом. Гриша понимающе кивнул, припомнив то же, что и товарищ: однажды они уже догоняли своих, отстав из-за разбитой немецким снарядом гусянки. Правда, тогда машиной командовал подполковник Сенин, а дело происходило под Смоленском. Да и само возвращение оказалось полным самых неожиданных приключений.
Сначала, решив срезать путь, чтобы не глотать пыль в многокилометровой колонне выводимых из несостоявшегося «котла» войск, наткнулись на младшего лейтенанта Саблина, застрявшего посреди леса со своим спалившим все горючее танком, затем раздолбали фашистскую бронегруппу, отбив пленного советского разведчика, которого и доставили поздним вечером на броне в госпиталь.
А еще через сутки был тот бой в раскатанной по бревнышку деревне, которой фатально не повезло оказаться на перекрестье двух магистральных дорог, подходящих как для наступления в направлении Смоленска, так и для отхода из города. И которую гитлеровцы собирались оборонять до последнего. Собирались, да не срослось, танки Сенина расчихвостили фрицев в хвост и в гриву, имитируя направление основного удара.
Но потом начался авианалет, родную «тридцатьчетверку» разворотило прямым попаданием немецкой бомбы, а экипаж комбрига в полном составе оказался в тыловом госпитале…
Интерлюдия
Москва, Кремль, октябрь 1941 года
– Ну, вот видишь, Лаврентий, а что я говорил? – Выслушавший короткий доклад народного комиссара товарищ Сталин выглядел откровенно довольным. Берия не решился сообщать о подобном по телефону, несмотря на позднее время, лично приехав в Кремль, едва только получил шифрограмму из штаба 24-й армии. – Какой молодец этот твой Зыкин! Нашел все-таки нашего гостя! Ай, какой молодец!
– Нашел, Иосиф Виссарионович, – на всякий случай подтвердил Лаврентий Павлович. – И не только нашел, но и наладил с ним устойчивый контакт!
– Да, ты говорил. Значит, вдвойне молодец, нужно будет поощрить товарища лейтенанта. Но с этим мы с тобой немного позже разберемся. Товарищ Конев прибыл?
– Так точно, товарищ Сталин, только что прилетел. Прибудет буквально в течение получаса, с Центрального аэродрома он уже выехал.
Сталин помолчал несколько секунд, то ли о чем-то размышляя, то ли выдерживая одному ему понятную паузу. Передвинул в сторону пепельницу, отложил на край стола несколько листков бумаги.
– Лаврентий, скажи мне, ты как думаешь – почему именно Ракутин? Почему именно двадцать четвертая армия?
Наркомвнудел откашлялся, прежде чем ответить:
– Полагаю, товарищ Сталин, потому, что в данный момент именно этот участок фронта стратегически важен. Тем более это полностью подтверждается имеющимися у нас сведениями… из будущего. Да вы ведь и сами знаете, мы с вами это уже обсуждали.
– Знаю, конечно, – кивнул Иосиф Виссарионович. – Обсуждали, помню. И не раз. Просто хотел еще раз твое мнение услышать. Значит, все-таки Вязьма, не ошиблись потомки… А что у нас там вообще творится, Лаврентий? Как с войсками обстоит, со снабжением?
– Нормально обстоит, товарищ Сталин, – нисколько не удивившись вопросу, хотя, можно подумать, САМ обо всем этом не знает, твердо кивнул народный комиссар.
– Подробнее, конечно, вам товарищ генерал-полковник доложит, но все, что могли, мы сделали. Армии Западного и Брянского фронтов полностью укомплектованы, боеприпасов и горючего достаточно как минимум на две недели непрерывных боев. Но ответственные товарищи из наркопээса
[21] готовы к круглосуточной работе по доставке грузов к передовой, подвижной состав в наличии имеется. Парк бронетехники усилен частично за счет новых машин, частично – тех, что выходили из окружений во время летних боев. Почти треть экипажей – из числа успевших повоевать танкистов, пехотные части тоже пополнены ветеранами. Еще две танковые бригады, укомплектованные согласно новым штатам, готовы к отправке под Вязьму, прибудут буквально в течение недели. Между прочим, бывший экипаж подполковника Сенина после госпиталя тоже отправлен в двадцать четвертую армию. Я не препятствовал, толковые бойцы. С авиацией немного похуже, но собрали все, что могли, без опасности оголения других фронтов. Согласно моим данным, ротацию отдельных частей немецкой разведке в целом обнаружить не удалось.
