Ладно, тут все понятно, незачем терять время. Получившего приказ любой ценой догнать большевиков обер-лейтенанта можно понять, он делал то, что считал необходимым и возможным в данной ситуации. Хотя, конечно, мог бы и догадаться, что противник первым делом эвакуирует пленного, оставив танк прикрывать отход. И если бы Леманн просто отправил свободные экипажи в обход через лес, все могло бы получиться совсем иначе. Кстати, любопытно, оставшиеся в прикрытии русские панцерманы так и сгорели вместе со своей машиной? Или все же успели отступить? Наверняка первое: унтерштурмфюрер уже не раз сталкивался с большевиками и пришел к выводу, что эти фанатичные унтерменьши предпочтут умереть, сражаясь до последнего, но не покинуть позицию… Что ж, так даже проще: экипаж «Т-34» – всего четыре человека. Двое остались в танке – один заряжал орудие, второй стрелял, – значит, герра Гудериана конвоирует всего пара бойцов. Пустяки, с этим они справятся без малейших проблем, большевики и пикнуть не успеют. Двое против восьмерых – группы расширенного состава – даже не смешно. И стрелять не придется, голыми руками возьмут. Главное, успеть нагнать, что тоже не проблема: по болоту от преследования особенно быстро не побегаешь…
Вернувшись к камрадам, унтерштурмфюрер коротко обрисовал ситуацию и отдал приказ продолжить движение. Час, максимум полтора – и они догонят беглецов. И пойдут они, разумеется, не по трясине, определят направление движения и обойдут по лесу. Не самое сложное задание, если напрямоту, бывало и похуже. Зато награда за спасение командующего «2. Panzerarmee» может оказаться более чем щедрой!
Впрочем, стоп! Не стоит пока об этом, как говорят русские, нельзя заранее делить шкуру неубитого медведя! Вот когда группа выполнит приказ и благополучно вернется в расположение, увеличившись в числе еще на одного человека, – тогда другое дело. А пока – рано даже думать об этом. Тем более Вильгельм, хоть и не знал этого наверняка, догадывался, что его группа не единственная. Наверняка командование подстраховалось, отправив на поиски и других.
Унтерштурмфюрер СС Шмидт был куда дальновиднее обер-лейтенанта Леманна. Суеверным он тоже не являлся – просто всегда старался трезво оценивать свои силы и силы противника и не принимать скоропалительных решений. Впрочем, в конечном итоге это ему не слишком помогло…
Лейтенант Серышев, район Вязьмы, октябрь 1941 года
Опершись на вырезанную башнером рогатину, выполнявшую роль костыля, Серышев наблюдал, как товарищ, орудуя двухметровой слегой, выуживает из болота потерявшую былой вид генеральскую фуражку. Наконец, старания Анисимова увенчались успехом, и Степан, выжав сочащийся мутной водой головной убор, продемонстрировал добычу командиру:
– Вот, а вы, тарщ лейтенант, говорили, не достану! Жалко ж бросать, трофей, так сказать. Видать, наши обронили, когда уходили. Ну, не утоп же он тут, а?
– Да уж, конечно, не утоп, – буркнул Василий. – Как тут утонешь, когда вода едва до колена доходит. Ладно, пошли дальше, я уж малехо отдохнул.
– Точно отдохнули? Как нога?
– Точнее некуда, – отрезал ротный. – Нормально нога, всего-то царапина. Бери сидор, да двинули.
– Добро. – Степан закинул на плечо лямку вещмешка. Генеральскую фуражку он, поколебавшись, еще раз выжал, заодно сломав пополам лакированный козырек (командир ничего не заметил) и запихнул за поясной ремень. – Потопали дальше.
Они и потопали. Ротный шел налегке, прихрамывая и опираясь на рогатину, башнер следом, со слегой в руке, особой пользы от которой, в общем-то, не было – болото оказалось неглубоким, в самых труднопроходимых местах уровень воды не поднимался выше пояса – и с солдатским сидором за плечами. Противогазные сумки с дисками к сгоревшему вместе с танком ДТ они бросили, наспех замаскировав в ближайших кустах. Можно было и утопить, толку-то от них теперь никакого, но хозяйственному Степану подобное пришлось не по душе. Он еще и в вещмешок парочку закинул, о чем уже начинал потихоньку жалеть: проклятые «блины» при каждом шаге упирались в спину, да и весили немало.
С полчаса танкисты шли не останавливаясь. Болото постепенно осталось позади, теперь вокруг расстилался низменный лес. Во время паводков его, скорее всего, подтапливало, однако сейчас, пока еще не начались затяжные дожди, местность оставалась вполне проходимой. Раненую ногу все чаще дергало болью, но лейтенант, сжав зубы, терпел, прилагая все силы, чтобы товарищ ничего не заметил. Насчет «всего-то царапины» лейтенант, разумеется, приврал, успокаивая башнера, осколок не только пробил мышцу, так еще и застрял где-то внутри, зараза такая. Ничего, перебедует: бедро Степка перевязал, предварительно залив рану йодом и присыпав стрептоцидом, так что нагноения можно не опасаться. Ну… теоретически понятно. Да и какая разница? Главное, до своих живым добраться, а уж там и госпиталь, и все такое прочее. Обидно, конечно, после второго же боя снова на больничной койке оказаться, ну да что поделаешь… В прошлый раз куда хуже было, а сейчас, глядишь, за пару недель оклемается. Главное, чтобы потом, как выпишут, обратно в свою часть отправили. Уж больно мужики у него замечательные, не соврал комдив, когда обещал, что дает ему самый героический в дивизии экипаж!
– Стой, командир, – внезапно негромко произнес Анисимов, переходя на «ты», что случалось с ним крайне редко, и дергая лейтенанта за плечо. – Вон тудой давай, под куст, и ложись, а я следом.
– Что такое, Степа?
– Точно не знаю, но предчувствие у меня нехорошее. Слышишь, как галки орут? Вон там, позади и левее? Спугнул кто-то.
– Может, наши?
– Наши все впереди, а тут только фрицы могут быть, – отрезал Степан. – Говорю ж, предчувствие нехорошее.
– Суеверный, что ль? – попытался было пошутить Серышев, но замолчал, наткнувшись на взгляд товарища.
– Может, и суеверный, а может, просто осторожный. Я в деревне вырос, правда, не в этих краях, но болот да лесов у нас тоже хватало. Точно говорю, идет кто-то за нами. У тебя сколько патронов?
– Семь в барабане, остальные россыпью в планшете, десятка три.
– Хреново, – вздохнул танкист. – Если бой начнется, времени на перезарядку не будет. Хотя у меня тоже не лучше. Плюс вот это. – Анисимов вытащил из кармана генеральский «Вальтер», который зачем-то сунул ему перед уходом Божков. – Гришка, добрая душа, поделился, хоть сперва себе хотел оставить. Сказал, держи, мол, на удачу, а потом вернешь. Зато гранат у нас аж пять штук.
– А…
– Тихо! – зло зашипел башнер, пригибая голову командира к земле и залегая следом. – Замри! Вон туда глянь, видишь? Говорил же, фрицы…
Фашистов оказалось аж целых восемь человек. Одетые в какие-то незнакомые пятнистые балахоны, они шли цепочкой, выдерживая дистанцию, метрах в тридцати от танкистов. Разглядеть их удалось только потому, что лес уже почти облысел, сбросив отжившие свое листья, и укрыться было негде. Произойди подобное летом или в самом начале осени, прошли бы мимо вовсе незамеченными – у них, вон, даже каски затянуты матерчатыми маскировочными чехлами, поди разгляди их в густой листве! Вжавшихся в усыпанную листьями и прошлогодней хвоей землю танкистов гитлеровцы не заметили.
