– Ну, да, за ним… – Похоже, контрразведчик уже понял, что сболтнул лишнего. – Все, товарищ лейтенант, я уже достаточно рассказал. Более чем достаточно.
И, насупившись, уткнулся в раскрытую планшетку, всем своим видом показывая, что разговор окончен.
Ну, окончен – и окончен, ему-то что? Не для того в Москву везут, чтобы и дальше в молчанку играть. Прилетят – на месте все и объяснят, как обещано. Да и на самолете интересно прокатиться – до сего момента он крылатые машины только издалека видал, что наши, что вражеские. Последние, правда, особого желания познакомиться поближе как-то не вызывали, поскольку уже успел насмотреться на результаты бомбардировок. А тут эдакая возможность! Это если еще про саму столицу не упоминать, где Федор и вовсе не надеялся когда-либо побывать: где он и где Москва?..
Глава 2
Земля, далекое будущее
Кобрин поерзал на выстилавшем капсулу эргономичном матраце, на котором ему предстояло провести энное количество – в зависимости от того, как пойдет выполнение нового задания – дней. Кожу в очередной раз обритой налысо головы легонько щекотал плотно прилегающий «чепчик» мнемопроектора; грудь стягивала упругая полоса с многочисленными датчиками системы жизнеобеспечения, контролирующими работу сердца, дыхание, периферические нервные рефлексы, потоотделение – и еще десяток разных показателей, о большинстве которых Кобрин и понятия не имел.
Все было знакомо и привычно, как уже бывало не раз. За исключением только одного, пожалуй: сегодня в прошлое его провожал не очередной безликий лаборант, чье лицо скрывала маска стерильного медкостюма, а любимая женщина, совсем недавно ставшая полноправной невестой…
– Удобно? – Проверив показания планшета, Ветвицкая отложила прибор и склонилась над Сергеем, упершись ладонями о край «ванны». Уже находящийся под действием введенных в кровь препаратов, упрощавших процедуру погружения (а заодно понижающих уровень тревоги), майор, тем не менее, нашел в себе силы улыбнуться:
– Нормально, Маш, не впервой. Плавали, знаем. Пока. Береги нашего парня.
– С чего бы это вдруг парня? – делано возмутилась та, скрывая волнение. – Будто сам не знаешь, что ничего еще точно не известно, срок слишком мал. Так что вполне возможно, будет девочка!
– Парень будет, нутром чую, – безапелляционно сообщил Кобрин, как ему казалось, твердым голосом. На самом деле сознание уже туманилось, и говорить с каждой минутой становилось все сложнее. Равно как и складывать слова в осмысленные фразы.
– Наследник… Кстати… мне стрижка идет? По-моему… ничего, а? Правда… голове холодно… и вообще… снова чувствую себя… салагой в учебке.
– Конечно, – грустно согласилась девушка со всем сразу, с нежностью глядя на Кобрина. И чуть слышно добавила: – Возвращайся с победой, Сережа, мы оба тебя очень ждем.
Выпрямившись, решительно коснулась пальцами сенсорной панели, отдавая компьютеру необходимую команду. Прозрачная крышка плавно пошла вниз. На миг, когда внутри медблока устанавливалась собственная атмосфера и давление, неприятно заложило уши, затем знакомо пахнуло какой-то медицинской химией и озоном. Но Сергей этого уже не заметил, стремительно проваливаясь в привычное ничто темпорального переноса, где не было ни верха, ни низа, ни времени, ни пространства, ни жизни, ни смерти…
Тремя днями ранее
– Присаживайся. – Роднин разрешающе махнул рукой. На сей раз Сергей колебаться не стал, просто прошел к «своему» месту, заняв знакомое кресло. Краем сознания отметил приметное пятнышко на мягком подлокотнике: кресло и на самом деле было то самое, без обмана. Собственно, нечему и удивляться: говорил же уже – армия и флот свои традиции чтят свято. Кстати, а вот интересно, если б кресло вдруг сломалось – что бы товарищ Роднин делал? Новое заказал или старое отремонтировать приказал? Чтобы традицию соблюсти? – Давай сразу к делу. Или имеешь какие-то вопросы, просьбы, предложения?
– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, не имею.
– Вот и ладненько. Не удивляйся, положено мне у тебя спросить. Вдруг передумал участвовать? – Иван Федорович, не скрываясь, ухмыльнулся, показывая свое отношение к сказанному. А Кобрин мельком подумал, что начальство все реже и реже использует термины «тренажер» или «тренировка». Любопытно, это что-то значит? Дают понять, что не все столь просто, как представлялось три года назад? Или просто совпадение? – Про переводные экзамены не спрашиваю, знаю, что все сдал на отлично. Держишь марку, а? Или, как там наши славные предки говорили, «фасон»?
– Стараюсь. Это в Одессе так говорили, насколько помню, товарищ генерал-лейтенант.
– Без чинов, Сергей, – мотнул головой Роднин. – Может, и в Одессе, тебе виднее. Ты в истории куда больше меня разбираешься. Но Одесса подождет, там пока все не настолько критично. Крым мы уже практически наверняка не сдадим, так что продержится. Ну, так что, догадываешься, куда в этот раз отправиться придется?
– Разумеется, Иван Федорович. Под Москву, конечно, куда ж еще. Вяземский котел, а? Угадал?
– Котел? – удивленно вскинул брови начальник академии. – Ну, если СНОВА случится котел, то я тебе, Сережа, не завидую. И очень сильно разочаруюсь в твоих профессиональных качествах. Какой же ты тогда командующий армией, коль позволишь свои войска в котел запереть? В целом понятно?
– Так точно, – улыбнулся Кобрин. – Я так и думал. Сделаю все возможное!
– Вот и молодец, товарищ слушатель. Конечно, сделаешь, причем и возможное, и невозможное. Красивостей говорить не буду, сам знаешь, не мастак. Да и что тебе после Ленинграда объяснять? Задание серьезное, так что не стоит думать, будто предки и без нас справились. Справиться-то справились, да вот какой ценой, помнишь? Сколько людей положили, знаешь? И чем все это аукнулось?
Кобрин знал. И помнил.
Вяземский котел, наряду с летними поражениями, стал поистине крупнейшей катастрофой Красной армии осени сорок первого, иногда называемой послевоенными историками «черным октябрем». Меньше чем за полторы недели в окружение попали четыре армии, а суммарные безвозвратные потери составили до девятисот с лишним тысяч бойцов, из которых только в плен попало более полумиллиона, в том числе и три командарма – генерал-майор Вишневский и генерал-лейтенанты Ершаков и Лукин. Еще один командующий армией, генерал-майор Ракутин, погиб при выходе из окружения. Было потеряно более тысячи танков и в пять раз больше арторудий разных систем; потери же автотранспорта в статистику и вовсе не входили. В результате операции «Тайфун» силам группы армий «Центр» удалось прорвать советскую оборону на всю глубину, открыв дорогу к Москве, и в кратчайшие сроки дойти до Можайской линии обороны. Чтобы спасти ставшую катастрофической ситуацию, Ставке пришлось срочно восстанавливать фронт, ради выигрыша во времени бросая под фашистские танки дивизии народного ополчения и не закончивших обучение курсантов военных училищ.
Правда, имелась и оговорка: так было в том, прошлом варианте истории…
