Он куснул ее ладонь.
— Скажи мне, что хочешь этого. Скажи мне, что хочешь меня.
— Я … — Ее тело совершало волнообразные движения.
— Скажи мне, что хочешь меня.
Он крепче ухватил ее зубами. Дерьмо, он не был уверен, зачем ему так сильно хотелось услышать от нее эти слова, но так и было.
— Скажи это.
— Я хочу тебя, — выдохнула она.
Внезапно опасная, жадная похоть нахлынула на него, и он потерял контроль. С глухим, шедшим изнутри звуком, Бутч сжал руки на внутренней стороне ее бедер, широко распахнул их и в буквальном смысле нырнул между ее ног. Он напал на ее плоть, проникая в нее своим языком, найдя челюстью нужный ритм, и смутно услышал какой-то шум в комнате, рычание.
Он издал его? Не может быть. Этот звук был такой… животный.
Сначала Марисса была потрясена тем, что происходит. Шокирована похотью. Греховной близостью, пугающей уязвимостью. Но вскоре все это не имело значения. Теплый язык Бутча был настолько эротичным, что она едва могла это вытерпеть, эти скользящие ощущения — она не могла вынести саму мысль о том, что он может остановиться. Потом, он начал ее сосать, сосать и сглатывать, говорить вещи, которые заставляли ее трепетать между ног, пока удовольствие не стало болезненным.
Но все это ни шло ни в какое сравнение с тем, что случилось, когда он получил свободу действий. В приливе мужской потребности, он крепко удерживал ее руками, его рот, язык, лицо путешествовали по ее телу… Господи, а тот звук, что он издал, мощное горловое мурлыканье…
Ее накрыл бесконтрольный оргазм, самое потрясающее, прекрасное ощущение из всех, что она когда-либо чувствовала, ее тело выгнулось от всеобъемлющих вспышек удовольствия.
Затем, как на гребне волны, бурлящая энергия переместилась, изменилась, взорвалась.
Жажда с ревом ворвалась в сексуальное течение между ними, а затем потянула ее вниз по спирали голода. Голод прорвался сквозь ее цивилизованную часть, разрушая все, кроме желания вцепиться ему в шею. Она обнажила клыки, в готовности перевернуть его на спину, вцепиться в его яремную вену и пить его кровь залпом.
Она собиралась его убить.
Она закричала и начала вырываться из его рук.
— О, Боже … нет!
— Что?
Оттолкнувшись от плеч Бутча, она откатилась подальше от него, метнулась на другую сторону кровати, упала на пол. Когда он в недоумении потянулся к ней, она проползла по ковру в дальний угол, волоча за собой платье, верх которого болтался у нее на талии. Когда дальше идти было некуда, она свернулась в клубочек и застыла на месте. Ее тело била неконтролируемая дрожь, боль ударяла волнами в животе, каждый раз удваиваясь по возвращении.
Бутч в панике кинулся за ней.
— Марисса…?
— Нет!
Он резко остановился. На лице, с которого сошли все краски, застыло выражение ужаса.
— Мне очень жаль, Боже…
— Ты должен уйти.
Она рыдала, ее голос стал гортанным.
— Господи, Боже мой, мне очень жаль… Мне так жаль… Я не хотел тебя напугать…
Она попыталась контролировать дыхание, чтобы успокоить его, но проиграла этот бой: она плакала, задыхаясь. Ее клыки пульсировали болью. В горле было сухо. И все, о чем она могла сейчас думать, это броситься ему на грудь. Толкнуть его на пол. Вонзить зубы в его шею.
Боже, пить. Он, наверняка, так приятен на вкус. Настолько хорош, что она не могла представить, что может им насытиться.
Он еще раз попытался приблизиться к ней.
— Я не хотел чтобы все зашло так далеко…
Она вскочила, открыла рот и зашипела на него.
— Убирайся! Ради бога, уйди! Или я сделаю тебе больно!
Марисса бросилась в ванную и заперлась. Когда шум хлопнувшей двери растворился в тишине, она переместилась на мраморную скамейку и поймала в зеркале свое ужасное отражение. Волосы были спутаны, платье порвано, рот широко открыт, являя миру ее длинные и белые клыки.
Неконтролируемая. Недостойная. Дефектная.
Она схватила первое, что увидела, тяжелый стеклянный канделябр, и запустила его в зеркало. Ее отражение разбилось, и она смотрела сквозь горькие слезы, как сама распадается на части.
Глава 22
Бутч бросился к двери в ванную комнату и дернул ручку так, что чуть не поранил ладонь. За дверью он слышал, как Марисса плачет. Затем последовал звук разбитого стекла.
Он налег плечом на деревянную панель.
— Марисса!
Он навалился на дверь всем телом, потом остановился и прислушался. Молчание. Его окутал жуткий страх.
— Марисса?
— Просто уходи. — В ее голосе было столько тихого отчаяния, что его глаза зажгло от слез.
— Просто… уходи.
Он приложил ладонь к деревянной панели, что разделяла их.
— Мне так жаль.
— Уходи… просто уходи. О, Боже, ты должен уйти.
— Марисса…
— Я не выйду, пока ты не уйдешь.
— Уходи!
Чувствуя себя, как в кошмарном сне, он схватил куртку и, спотыкаясь вышел из спальни, растрепанный, не чувствуя тела, со слабостью в коленях. В холле, он прислонился спиной к стене, ударившись затылком об отштукатуренную панель.
Он крепко сжал веки. Перед глазами стоял ее образ, когда она съежилась на корточках в углу: ее тело дрожит, платье спущено с обнаженной груди, как будто его сорвали с нее.
Черт. Его. Побери. Она была прекрасной девственницей, а он вел себя с ней, как со шлюхой. Он зашел слишком далеко, потому что был не в состоянии себя контролировать. Иисусе, какой бы разгоряченной она не была, она не привыкла к тому, что мужчина хочет во время секса.
Или к тому, что происходит, когда инстинкты берут над мужчиной верх. И хотя он все прекрасно знал, все равно держал ее за бедра там, в постели, и трахал ее языком, будь он проклят.
Бутч опять вогнал затылок в стену. Боже мой, она была так напугана, даже обнажила клыки, как будто пыталась защититься от него.
Грязно выругавшись, он побежал вниз по лестнице, пытаясь скрыться от чувства глубочайшего презрения к себе, преследовавшего его, хотя он знал, что так быстро и так далеко он убежать не сможет.
Когда он уже был в фойе, кто-то закричал:
— Бутч? Эй, Бутч! Ты в порядке?
Он выбежал на улицу, запрыгнул в Эскалейд и завел двигатель. Все, что он хотел сейчас сделать, это извиняться перед Мариссой, пока не охрипнет, но в данный момент он был последним человеком на планете, которого она хотела бы видеть. И он ее за это не винил.
