— Положи все на этот столик, чтобы я смогла дотянуться, а потом оставь нас. Пожалуйста. И закрой за собой дверь.
Наступила пауза. И это было логично. Ты не смеешь раздавать приказы члену Братства, где бы то ни было, тем более в его собственном доме. Но нервы ее были не к черту, сердце разбивалось, и ее на самом деле не заботило, кто и что о ней подумает.
Правило номер один в действии.
В растянувшемся молчании вещи положили туда, куда она хотела, и потом дверь со щелчком захлопнулась. Сделав глубокий вдох, она намочила одно из полотенец. Когда она дотронулась им до лица Бутча, он дернулся и что-то прошептал.
— Мне так жаль, Бутч… но сейчас все кончилось. — Она вернула полотенце к чаше, окуная его, а потом отжав излишнюю воду. Звук капающей воды был очень громок. — И ничего не произошло, кроме кормления, я клянусь.
Она смыла кровь с лица, и погладила его волосы, густая масса стала влажной от умывания. В ответ он зашевелился и повернулся к ее руке, но очевидно, что он был мертвецки пьян и ничего не понимал.
— Ты сможешь мне поверить? — прошептала она.
Во всяком случае, у нее было доказательство. Она пришла к нему девственницей, и он узнает, что ни один мужчина…
— Я чувствую его запах на тебе.
Она дернулась, когда раздался хриплый голос Бутча.
Глаза Бутча медленно открылись, и они казались черными, а не карими.
— Я чувствую его запах по всему твоему телу. Потому, что ты пила не из запястья.
Она не знала, что ответить. Особенно когда он сконцентрировался на ее губах и сказал.
— Я видел метки на его горле. И твой запах тоже был на нем.
Когда Бутч потянулся, она дернулась. Но все, что он сделал, — это погладил ее щеку указательным пальцем, легко, словно дыхание.
— Как долго это длилось? — спросил он.
Она молчала, интуиция подсказывала ей, что чем меньше он знал — тем лучше.
Он убрал руку, его лицо казалось жестким и изнуренным. Без эмоций.
— Я верю тебе. Насчет секса.
— Непохоже на это.
— Извини, я немного растерян. Я пытаюсь убедить себя, что я могу с этим сладить.
Она посмотрела на свои руки.
— Это было так неправильно. Я проплакала все время.
Бутч резко вдохнул, и потом напряжение в воздухе между ними испарилось. Он сел и положил руки ей на плечи.
— О, Боже… детка, прости, что я такая заноза в заднице…
— Нет, это ты прости, что я должна…
— Шшш, это не твоя вина. Марисса, это не твоя вина…
— Но кажется, что да…
— Мой дефект, не твой. — Его руки, эти чудесные, массивные руки скользнули вокруг нее и прижали ближе к обнаженной груди. В ответ она отчаянно прижалась к нему.
Поцеловав ее висок, он прошептал:
— Не твоя вина. Ни в коем случае. И я хотел бы лучше с этим справиться, правда. Не знаю, почему я так переживаю из-за этого.
Она резко отпрянула, охваченная потребностью, которую она не подвергла сомнению.
— Бутч, переспи со мной. Соединись со мной. Сейчас.
— О… Марисса… Мне бы очень хотелось, на самом деле. — Он нежно пригладил ее волосы. — Но не так. Я пьян, а твой первый раз…
Она перебила его своим ртом, пробуя на вкус скотч и мужчину в нем, толкая его на матрас. Когда она скользнула рукой к его паху, он застонал и мгновенно стал твердым в ее ладони.
— Ты должен быть во мне, — резко произнесла она. — Если не твоя кровь, значит твоя плоть. Во мне. Сейчас.
Она снова его поцеловала, и когда его язык пронзил ее рот, она поняла, что он пропал. О, да, он был так хорош. Он перевернул ее, прошелся рукой от шеи до груди, и повторил путь своими губами. Когда он добрался до корсажа ее платья, он остановился, и его лицо снова стало серьезным. Диким движением он схватил шелк и разорвал переднюю часть платья. Он не остановился на талии. Он продолжил, его широкие ладони и испещренные венами предплечья напрягались, пока он разрывал ткань прямо посередине, до самого подола юбки.
— Сними это, — потребовал он.
Она освободилась от остатков на плечах и затем приподняла бедра, чтобы он выдернул платье из-под нее, скомкал и бросил через комнату.
Со страстью во взгляде, он вернулся к ней, задрал нижнюю юбку и раздвинул ее бедра. Смотря на ее тело, он грубо произнес:
— Никогда больше не одевай это.
Она кивнула, и он, сняв трусики, коснулся ртом ее естества. Оргазм, который он подарил ей, предъявлял права, словно это была метка супруга, и он помогал Мариссе перенести его до тех пор, пока она, дрожа, не обмякла.
Потом он нежно свел ее ноги вместе. И хотя именно она получила разрядку, он был более расслабленным, поднимаясь вверх по ее телу. В состоянии шока, оттого, что он сделал с ней, она была такой слабой и податливой, когда он раздел ее до конца, поднялся и стянул свои боксеры.
Когда она посмотрела на его размер и осознала, что произойдет дальше, страх защекотал ее сознание.
Он казался альфа-самцом, когда вернулся на кровать с твердой и толстой плотью, готовой к проникновению. Она раскрыла для него свои ноги, но он лег рядом с ней, а не сверху.
Сейчас он начал медленно. Неспешно и ласково целуя ее, в то время, как широкая ладонь прошествовала к ее груди, осторожно касаясь ее. Затаив дыхание, она обхватила его плечи, чувствуя, как мускулы перекатываются под теплой и мягкой кожей, когда он касался ее бедер.
Коснувшись ее между бедер, он действовал мягко и неспешно, до того момента, пока не скользнул пальцем внутрь. Он остановился, когда странное внутреннее напряжение заставило ее нахмуриться и отодвинуть бедра.
— Ты знаешь, чего ожидать? — Спросил он мягким низким голосом, находясь около груди.
— Эм… да. Думаю, да. — Но потом она подумала о размере его эрекции. Как, во имя Господа, это подойдет?
— Я буду нежным, насколько смогу, но это… причинит тебе боль. Я надеялся, что может…
— Я знаю, что этого не избежать. — Она слышала о возможной незначительной боли, переходящей в изумительное наслаждение. — Я готова.
Он убрал руку и лег на нее сверху, устраивая тело между ее ног.
Внезапно абсолютно все попало в острый фокус: ощущение его горячей кожи и тяжесть его веса, мощь его мускул… и подушка под ее головой, матрас, на котором она лежала, то, насколько широко были раздвинуты ее ноги. Она посмотрела на потолок. Огни двигались над ними так, будто во внутренний дворик только что заехала машина.
Она напряглась, не могла сдержать себя. Несмотря на то, что это был Бутч, и что она любила его, боязнь опыта, его подавляющий характер, засосали ее. Спустя три столетия все пришло к «здесь и сейчас».
