Но парень все еще был в Колдвелле.
Это означало, что рано или поздно О`Нил попадется, а схапать его хотел именно Вэн. Пришло время инаугурационного убийства, а бывший полицейский подойдет на эту роль отлично, впрочем, как и любой, у кого бьется сердце.
Как сказал мистер Икс. Найти парня. Убрать его.
Остановившись на красный свет, Вэн нахмурился, подумав о том, что, вероятно, жажда убийства должна была его беспокоить. Но, казалось, с тех пор, как он связался с Обществом, он потерял часть своей… человечности. И будет терять еще больше, день за нем. Он даже больше не скучал по своему брату.
Это тоже должно его беспокоить, так? Но не беспокоило.
Потому что он чувствовал мрачную силу, которая росла внутри него, занимая место, оставшаяся от исчезающей души. С каждым днем он становился… все могущественней.
Глава 37
Бутч пересекал спортзал, шагая по синим матам к пункту назначения — стальной двери на другом конце помещения, ведущей в аппаратную. На протяжении всего пути, следуя за Рофом и Ви, он держался за холодную руку Мариссы. Он хотел начать какой-нибудь разговор для поднятия боевого духа, но понял, что она слишком умна, чтобы купиться на стандартное «все будет хорошо». На самом деле, никто не знал, что произойдет, а попытки ложно обнадежить ее, были бы, сравни освещению прожектором свободного падения, которое ожидало его впереди.
Достигнув дальней стены, Ви отпер армированную дверь, и они попали в джунгли, заросшие спортивным оборудованием и коробками с оружием. Оттуда они направились в помещение, служившее пунктом первой помощи и кабинетом физиотерапии. Ви впустил их внутрь и зажег свет — флуоресцентные трубки мигнули, хором зажужжав.
Это место казалось декорацией к «Скорой помощи» — повсюду белая плитка, и шкафы из нержавеющей стали, со стеклянными дверцами, наполненные различными медицинскими препаратами и пузырьками. В углу стояла вихревая ванна, массажный стол и дефибриллятор, но ничто из этого Бутча особо не интересовало. Его внимание, главным образом, было сосредоточено в центре комнаты, где и должно было происходить шоу: словно сцена в ожидании Шекспира, там стояла каталка, над которой висело что-то вроде высокотехнологичной люстры. А под ней… водосток в полу.
Он попытался представить себя там, на каталке, под светом огромной лампы. И почувствовал, что начинает тонуть.
Когда Роф закрыл дверь, Марисса сказала ровным голосом:
— Нам стоило делать это в клинике Хэйверса.
Ви покачал головой.
— Без обид, но я бы не отпустил Бутча к твоему брату даже из-за легкого пореза. Плюс, чем меньше людей вообще об этом знают, тем лучше. — Он подошел к каталке и проверил, установлен ли тормоз. — Кроме того, я чертовски хорош в медицине. Бутч, избавляйся от одежды и давай уже приступим.
Бутч снял боксеры, кожа покрылась мурашками.
— Мы можем сделать что-то с температурой в этом мясном морозильнике?
— Ага. — Ви подошел к стене. — Нам нужно, чтобы вначале тут было тепло. Потом я включу кондиционер на полную катушку, а ты за это преисполнишься ко мне любви.
Бутч подошел к каталке и закинул на нее свое тело. Когда шипящий поток теплого воздуха наполнил комнату, он вытянул руку по направлению к Мариссе. На мгновение, прикрыв глаза, она подошла к нему, и он обрел убежище в теплоте ее тела, сжимая ее ладонь. Ее слезы были тихими и беззвучными, он попытался заговорить, но она лишь покачала головой.
— Вы бы хотели пожениться сегодня?
Все, кто находился в комнате, резко повернулись.
Из ниоткуда, в углу, появилась миниатюрная фигура в черной накидке. Дева-Летописица.
Голова Бутча дернулась. До этого он видел ее лишь однажды, во время брачной церемонии Рофа и Бэт, и теперь она была точно такой же, как тогда: явление, вызывавшее уважение и страх, воплощение мощи, природная сила.
Потом он понял, о чем она спросила.
— Я — да… Марисса?
Руки Мариссы опустились вниз, словно она собиралась приподнять подол платья, которого на ней не было. Неловко уронив их, она все же слала глубокий грациозный реверанс. Не меняя позы, она проговорила:
— Если это возможно, мы были бы облагодетельствованы сверх меры, соединившись словом вашего Святейшества.
Дева-Летописица ступила вперед, ее низкий смех наполнил комнату. Опустив светящуюся руку на склоненную голову Мариссы, она сказала:
— Какое воспитание, дитя. Твой род всегда отличался идеальными манерами. Теперь встань в полный рост и подними на меня свои глаза. — Марисса выпрямилась и взглянула наверх. Бутч мог поклясться, что в этот момент Дева-Летописица слегка вздохнула. — Прекрасна. Просто прекрасна. Ты так изящно сложена.
Потом Дева-Летописица посмотрела на Бутча. Хотя ее лицо и закрывала плотная черная вуаль, под ее взглядом его кожу снова начало тревожно покалывать. Словно он находился в месте, куда вот-вот должна была ударить молния.
— Каково имя твоего отца, человек?
— Эдди. Эдвард. О`Нил. Но если вы не возражаете, я бы предпочел не вмешивать его сюда, ладно?
Все в комнате напряглись, а Ви пробормотал:
— Полегче с запросами, коп. Серьезно, полегче.
— Почему так, человек? — спросила Дева-Летописица. Слово «человек» произносилось так, словно это было «кусок дерьма».
Бутч пожал плечами.
— Он мне никто.
— Люди всегда так пренебрежительны к своим родственникам?
— Мы с моим отцом просто не имеем друг к другу никакого отношения, вот и все.
— Именно поэтому кровные узы так мало значат для тебя, да?
«Нет, — подумал Бутч, бросив взгляд на Рофа. — Кровные узы — это все».
Бутч снова посмотрел на Деву-Летописицу.
— Вы можете себе представить, каким облегчением…
Когда Марисса резко вздохнула, вмешался Вишес, зажав рот Бутча рукой, затянутой в перчатку, дернув его за голову назад и зашипев в ухо:
— Ты хочешь, чтобы из тебя сейчас сделали яичницу, дружок? Никаких вопросов…
— Отпусти его, Воин, — отрезала Дева-Летописица, — Этот я хочу услышать.
Рука Ви исчезла.
— Следи за собой.
— Простите за вопросы, — обратился Бутч к черной накидке. — Просто я… Я рад, что я знаю, что течет в моих венах. И, честно говоря, даже если я умру сегодня, я все равно буду благодарен за то, что наконец понял, кто я. — Он взял Мариссу за руку. — И кого я люблю. Если именно сюда привела меня жизнь после всех этих лет, что я был потерян, я готов сказать, что все это было не зря.
Повисла долгая пауза. Потом Дева-Летописица сказала:
— Ты сожалеешь о том, что оставляешь в прошлом свою человеческую семью?
