Дверь открылась и, пошатываясь, пациент вышел; он не мог поймать равновесие, будто находился в эпицентре шторма. Он схватился за дверной косяк рукой в перчатке, плечи напряглись.
— Черт… Меня тошнит.
Джейн включила режим «врач» и бросилась к нему, отбросив в сторону тот факт, что он был обнажен и вдвое крупнее ее, и что несколько минут назад она пожирала его задницу глазами так, будто ее выставили на распродажу. Она обхватила его рукой вокруг твердой талии и крепко прижалась к его телу. Он опирался на нее, его вес был огромен, от полученной нагрузки она едва не свалилась на кровать.
Когда он с проклятием растянулся на кровати, она потянулась через него за простыней, попутно заметив шрам у него между ног. Он мог исцеляться без следов, тогда почему этот шрам остался на его теле?
Он резко выдернул покрывало у нее из рук, обернув его вокруг себя черным облаком. Затем закрыл глаза руками так, что она могла видеть лишь его эспаньолку и подбородок.
Ему было стыдно.
В образовавшейся тишине она поняла, что ему было… стыдно.
— Хочешь, я помою тебя?
Он задержал дыхание и какое-то время сохранял молчание. Ей показалось, он откажется. Но затем его рот медленно открылся:
— Ты бы смогла?
В какой-то момент ей захотелось ответить очень серьезно. Но у нее возникло чувство, что это лишь усилит неловкость сложившейся ситуации.
— Ну да, что сказать, я становлюсь святой. Это моя новая цель в жизни.
Он слегка улыбнулся.
— Ты напоминаешься мне Бу… э, моего лучшего друга.
— Ты имеешь в виду Рэд Сокса?
— Да, он всегда найдет что-нибудь остроумное в ответ.
— Ты знаешь, что едкое красноречие — это признак ума?
Пациент опустил руку.
— Я никогда не сомневался в твоем уме. Ни на мгновение.
Джейн затаила дыхание. Заметив в его глазах столько уважения, она могла лишь выругаться про себя. Для нее не было ничего привлекательнее, чем мужчина, который ценил умных женщин.
Блин.
Стокгольм. Стокгольм. Стокгольм…
— Я хотел бы принять ванну, — сказал он. И добавил: — Пожалуйста.
Джейн прокашлялась.
— Окей. Хорошо.
Она залезла в сумки с медикаментами, нашла там большое судно, и направилась в ванную. После этого заполнила ванночку теплой водой, схватила полотенце и, вернувшись, расположилась на тумбочке с левой стороны кровати. Она намочила полотенце, слегка выжала лишнюю воду, отчего капающие звуки наполнили тихую комнату.
Она засомневалась. Снова опустила ткань в воду. Выжала.
Ну же, действуй, ты же открывала его грудную клетку и была внутри. Ты сможешь сделать это. Это не проблема.
Просто думай о нем, как о капоте автомобиля, просто о поверхности.
— Хорошо. — Джейн протянула руку и положила теплую ткань на его предплечье, пациент вздрогнул. Всем телом.
— Слишком горячо?
— Нет.
— Тогда что у тебя с лицом?
— Ничего.
При других обстоятельствах ее бы это встревожило, но сейчас были другие проблемы. Его бицепс был чертовски впечатляющим, смуглая кожа демонстрировала твердые связки мышц. Таким же было его тяжелое плечо и склон, ведущий вниз к грудной клетке. Он был в великолепной физической форме, ни унции жира, поджарый — как чистокровный жеребец, мускулистый — как лев.
Она пробежала подушечками пальцев по его груди, задержалась на шраме с левой стороны. Круговой знак врезался в плоть, как вколоченный.
— Почему он не зажил? — спросила она.
— Соль, — он беспокойно заерзал, поощряя ее продолжить водную процедуру. — Она запечатывает раны.
— То есть, это было сделано преднамеренно?
— Да.
Она окунула ткань в воду, отжала, и неловко склонилась над пациентом, чтобы дотянуться до его второй руки. Когда она откинула покрывало, он отстранился.
— Я не хочу, чтобы ты приближалась к этой руке. Даже если она в перчатке.
— Почему…
— Я не буду это обсуждать. И даже не спрашивай.
Хорошоооо.
— Она чуть не прикончила одну из моих медсестер.
— Не удивлен, — он взглянул на перчатку. — Я бы ее отрубил при первой возможности.
— Не советовала бы.
— Еще бы. Ты понятия не имеешь, каково жить с таким кошмаром, заключенным в руке…
— Нет, я имела в виду, что на твоем месте поручила бы кому-нибудь другому отрезать ее. Больше шансов, что это сделают как надо.
Последовало молчание, затем пациент хохотнул.
— Умная какая.
Джейн спрятала расплывшуюся на лице улыбку, продолжая мочить и выжимать полотенце.
— Просто высказала медицинское мнение.
Она прошлась полотенцем вниз по его телу и почувствовала пульсирующий у него в груди и животе смех, то напрягающиеся, то расслабляющиеся в такт мышцы. Через махровую ткань она ощущала тепло его тела и силу в его крови.
Вдруг он прекратил смеяться. Она услышала шипящий звук, стальные мышцы его живота прогнулись, нижняя часть тела заерзала под одеялом.
— Как ножевая рана, не болит? — спросила она.
Он прохрипел неубедительное «Нормально», и ей стало неловко. Она была так озабочена состоянием его грудной клетки, что совершенно позабыла о ножевой ране. Сдвинув повязку в сторону, она увидела, что рана полностью исцелилась, на месте повреждения осталась лишь тонкая розовая полоска.
— Я сниму это, — она сняла бинты, сложила пополам и бросила в корзину для бумаг. — Ты удивительный, знаешь это? Твое исцеление это просто… мда.
Выжимая ткань, она спорила сама с собой, хочется ли ей продолжать процедуру ниже, все ниже и ниже? Ну… внизу. Прямо… в самом-самом низу. Последнее, что ей хотелось бы знать, это насколько он был идеален в интимном плане, но она хотела закончить начатое… или же просто доказать самой себе, что он ничем не отличался от любого другого ее пациента.
Она может это сделать.
Но когда она сдвинула покрывало ниже, он схватил его и удержал на месте.
— Не думаю, что ты этого хочешь.
— Там нет ничего такого, чего бы я не видела раньше.
Когда он опустил глаза и не ответил, она сказала тихим голосом:
— Я оперировала тебя, так что знаю, что ты частично кастрирован. Я не твоя девушка, я врач. И клянусь, что у меня нет никакого другого мнения о твоем теле, кроме того, что оно представляет из себя в медицинском плане.
