Джон поморщился, когда глаза защипало от слез, и отвел глаза, осматривая свое огромное тело, на фоне голубых матов. Несмотря на свой рост, он чувствовал себя коротышкой, как никогда.
— Джон, — прошептал Зи, — ты слышал меня? Не твоя вина. Не заслужил такого.
Джон не знал, что ответить, поэтому просто пожал плечами. Потом показал знаками: «Еще раз спасибо за то, что молчишь. И не заставляешь обсуждать это».
Зи не ответил, и Джон поднял взгляд. И тут же отступил назад.
Лицо Зейдиста полностью изменилось, не только глаза стали черными. Кости казались более заметными, кожа — натянутой, а шрам очень сильно выступал. От его тела повеяло холодом, превращающим раздевалку в морозилку.
— Никто не должен насильно лишаться невинности. Но если это произошло? Тогда придется самому выяснить, как жить с этим, потому что никто иной не поможет. Не хочешь больше продолжать эту вшивую тему — ни слова от меня не услышишь.
Зи удалился, а вместе с ним исчез перепад температуры.
Джон сделал глубокий вдох. В жизни не мог представить, что из всех Братьев он поладит именно с Зейдистом. Ведь они двое не имели ничего общего.
Но он был чертовски уверен, что сохранит приобретенных друзей.
Глава 32
Пару часов спустя, Фьюри откинулся на диване в моднявом кабинете Рофа и закинул лодыжку на колено. Это собрание Братства было первым с ранения Ви и все прошло чересчур высокопарно. Но, опять же, в комнате находился огромный розовый слон, не вымолвивший ни слова.
Он посмотрел на Вишеса. Брат стоял напротив двойных дверей и смотрел прямо перед собой с отсутствующим выражением лица — такое можно увидеть на лице смотрящего старые вестерны по ТВ. Или фильмы о домашнем насилии.
Легко улавливалась аура живого мертвеца, она уже неоднократно встречалась в этой комнате: Рейдж уже бродил как дышащий труп, когда решил, что потерял Мери навсегда. Как и Зи, собираясь позволить Бэлле уйти.
Да… связанные вампиры без своих женщин — как пустые сосуды: лишь мускулы и кости, удерживаемые тонким слоем кожи. И хотя он скорбел за всех, оказывавшихся в таком положении, но все же потеря Джейн казалось наиболее жестокой, учитывая огромную ношу, возложенную на Ви как на Праймэйла. Но, разве могли они устроить все в долгосрочном плане? Человеческий доктор. Вампир-воин. Никаких компромиссов.
Раздался голос Рофа:
— Ви? Эй, Вишес?
Ви вскинул голову.
— Что?
— Ты идешь к Деве-Летописице сегодня днем, верно?
Губы Ви едва шевельнулись:
— Ага.
— С тобой должен отправиться представитель от Братства. Бутч, я полагаю?
Ви перевел взгляд на копа, который сидел на бледно-голубом диванчике.
— Не возражаешь?
Бутч, который откровенно беспокоился за Ви, мгновенно согласился.
— Конечно, нет. Что нужно делать?
Когда Ви ничего не ответил, Роф заполнил создавшийся вакуум:
— Человеческий эквивалент — свидетель на свадьбах. Поедешь сегодня на смотрины, потом на церемонию, которая состоится завтра.
— Смотрины? Типа обзор невесты? — Бутч поморщился. — Ох, не нравятся мне эти заморочки с Избранными.
— Древние правила. Древние традиции. — Роф потер глаза под солнечными очками. — Нужно много менять, но это территория Девы, не моя. Дальше… так… патруль. Фьюри, я хочу, чтоб ты отсиделся в стороне. Да, я знаю, что ты очень напряжен после ранения, но я предупреждал, что ты уже пропустил два запланированных перерыва.
Когда Фьюри просто кивнул, Роф натянуто улыбнулся.
— Что, даже никаких возражений?
— Неа.
На самом деле, у него уже были планы. Так что все шло идеально.
* * *
В то время на Другой Стороне, в священной мраморной купальне, Кормия отчаянно хотела выпрыгнуть из своей кожи. Иронично, ведь ее столь тщательно готовили для Праймэйла. Казалось бы, она должна быть довольна, ведь ее так тщательно омыли. Она прошла через дюжину различных ритуалов купания… ее волосы омывали на несколько раз… накладывали на лицо маски из мазей, пахнущих розой, затем лавандой, а потом — с шалфеем и гиацинтом. Ее целиком вымазали маслом, пока зажигали фимиамы в честь Праймэйла и читали молитвы. От происходящего она чувствовала себя праздничным блюдом, куском мяса, приготовленного специально для потребления.
— Он прибудет в начале следующего часа, — сообщила Директрикс. — Не тратьте время.
Сердце Кормии замерло в груди. Затем гулко забилось. Расслабленность, вызванная паром и теплой водой, отступила, оставляя болезненное и ужасающее осознание того, что последние мгновения ее прежней жизни подходили к концу.
— А вот и одеяние, — выдохнула одна из Избранных в восхищении.
Кормия посмотрела через плечо. Через широкую гладь мраморного пола, двое Избранных вошли сквозь золотые двери с белой мантией между ними. Одеяние было украшено бриллиантами и золотом, оно мерцало, оживая в сиянии свеч. Избранная за ними держала в руках полупрозрачную материю.
— Несите покров сюда, — приказала Директрикс. — Одевайте ее.
Полупрозрачный покров накинули на голову Кормии, он сел на ее плечи мертвым грузом. Покров упал. Ткань скользнула на ее глаза, и словно туман окутал мир вокруг нее.
— Поднимись, — велели ей.
Встав на ноги, она была вынуждена успокаивать себя; ее сердце громко билось в груди, ладони стали влажными. Паника лишь усилилась, когда две Избранные подошли к ней с тяжелой мантией в руках. На нее возложили церемониальное одеяние, которое сдавило ее плечи, не столько одевая ее тело, сколько стискивая. Ей казало, что какой-то гигант стоял над ней, вжимая огромными лапищами в землю.
На голову накинули капюшон, и все стало черным.
Мантию застегнули до самого капюшона, и Кормия старалась не думать, когда и каким образом ее расстегнут снова. Она пыталась дышать медленно и глубоко. Свежий воздух поступал через входные отверстия на капюшоне, в области шеи, но этого было мало. Воздуха совсем не хватало.
Под этой одеждой все звуки казались приглушенными, и ее саму сложно будет услышать. С другой стороны, у нее не было какой-то определенной роли ни в церемонии представления, ни в предстоящем брачном обряде. Она была символом, а не женщиной, так что ее ответа не ждали, не принимали во внимание. Традиции превыше всего.
— Идеальна, — прошептала одна из ее сестер.
— Великолепна.
— Достойна нас.
Кормия открыла рот, нашептывая себе:
— Я — это я, я — это я, я — это я…
Из глаз полились слезы, но она не могла стереть их, поэтому они стекали по ее щекам и шее, теряясь в мантии.
