— Слушай, я тут подумал, — начал он.
Последовала заминка, и Кормия заволновалась, что Директрикс приходила к нему. Все в Святилище ждали когда, церемония будет закончена, и все знали, что этого еще не произошло. Возникло чувство безотлагательности, которое не имело никакого отношения к ее влечению. С каждым прошедшим днем бремя традиции становилось все тяжелее.
Он откашлялся.
— Мы здесь уже давно, и я знаю, что смена обстановки стала трудной для тебя. Я подумал, что тебе должно быть одиноко, и что ты не откажешься от компании.
Кормия поднесла руку к шее. Это хорошо. Пришло время им побыть вместе. Вначале она не была готова для него. А теперь была.
— Я, правда, считаю, что тебе пойдет на пользу, — сказал он своим красивым голосом, — побыть в компании.
Кормия низко поклонилась:
— Спасибо, ваша милость. Я согласна.
— Великолепно. У меня есть кое-кто на примете.
Кормия медленно выпрямилась. Кое-кто?
* * *
Джон Мэтью всегда спал голым.
Ну, с тех пор как прошел превращение.
Это экономило на прачечной.
Со стоном он потянулся рукой между ног и взял свою твердокаменную эрекцию. Она разбудила его, как обычно. Будильник столь же надежный и жесткий, как Биг-мать-его-Бен.
И у нее была кнопка «короткий сон». Если он хорошенько позаботится о члене, то сможет отдохнуть еще 20 минут, прежде чем он восстанет в своей жесткости. Как правило, вся процедура состояла из трех раз в постели и еще раза — в душе.
Подумать только, когда-то он желал этого.
Мысли об отвратительных вещах не спасали, и хотя он подозревал, что разрядка сделает только хуже, было невозможно игнорировать свой член. Кончив несколько месяцев назад ради проверки, в течение последовавших за этим двенадцати часов Джон был готов оприходовать дерево, настолько был сексуально озабочен.
Где-нибудь была анти-виагра? Сиалис
[11]
Импотентус? Нестоин?
[12]
Перевернувшись на спину, он отодвинул одну ногу в сторону, стащил с тела одеяло и начал ласкать себя. Положение было предпочтительным, хотя, если оргазм был очень сильным, то посреди конвульсий он поворачивался на бок.
Будучи претрансом, он всегда мечтал об эрекции, полагая, что это сделает его мужчиной. Действительность же была иной. Несомненно, с его огромным телом, врожденными боевыми навыками и этим перманентным стояком на нем можно вывешивать флаг «Я — мужик!».
Внутри же он оставался тем малышом, каким был всегда.
Он выгнул спину и начал двигать рукой одновременно с бедрами. Боже… как же хорошо. Каждый раз было так хорошо… если работу выполняла его рука. Всего один раз женщина коснулась его члена, и эрекция увяла быстрее, чем его эго.
Так что на самом деле у него была анти-виагра: другой человек.
Но теперь не время мусолить плохое прошлое. Он был готов кончить; он был на грани оцепенения. Прямо перед оргазмом, его ощущения на пару мгновений притуплялись, а потом происходило то же, что и сейчас, когда его рука двигалась вверх и вниз по влажному стволу. О, да… вот оно… напряженность в яичках, сжавшихся, словно скрученный кабель, безудержно двигающиеся бедра, рот, приоткрывшийся, чтобы было легче вдыхать… и, будто этого было мало, мозг внес свой вклад.
Нет… черт… нет, только не она, пожалуйста, не…
Дерьмо, слишком поздно. Посреди процесса, его разум зацепился за единственное, что могло сделать оргазм сильнее в несколько раз: одетая в кожу женщина с короткой стрижкой и накаченными, как у профессионального боксера, плечами.
Хекс.
С беззвучным криком, Джон рухнул на бок и начал кончать. Оргазм все продолжался и продолжался, пока он представлял, как они занимаются сексом в одной из приватных ванных в клубе, в котором она работала начальницей службы безопасности. И он будет кончать до тех пор, пока в его голове мелькают картинки. Процесс займет без преувеличений минут десять, пока он полностью не покроется тем, что выходило из его члена, а простыни не промокнут до нитки.
Джон пытался обуздать свои мысли, старался надеть на них поводья… но безуспешно. Он все продолжал кончать, поглаживая член рукой, дыхание застряло в горле, когда он представил себя с Хекс. Хорошо хоть, что он родился без гортани, иначе бы весь особняк Братства был в курсе, чем он тут неоднократно занимался.
Все пошло на убыль, только когда он насильно убрал руку с члена. Тело перестало содрогаться, и Джон вялой кучей обмяк на кровати, дыша в подушку, пот и кое-что другое подсыхало на его коже.
Неплохое «с добрым утром». Миленькое, но мокрое упражнение. Хороший способ убить время. Но абсолютно опустошающий.
Без особой причины его взгляд прошелся по комнате и остановился на ночном столике. Если он откроет ящик, чего никогда не делал, то найдет там две вещи: кроваво-красную коробку, размером с его кулак и старый кожаный дневник. В коробке лежал массивный золотой перстень с гербом его рода, ведь он был сыном воина Братства Черного Кинжала — Дариуса, сына Марклона. Древний журнал содержал записи его отца за двухлетний период его жизни. Тоже подарок.
Джон никогда не носил кольцо и никогда не читал записей.
Причин было много, но основной повод для того, чтобы запрятать эти два реликта, заключался в том, что мужчиной, которого Джон считал отцом, был не Дариус. Это был другой Брат. Брат, который пропал без вести около восьми месяцев назад.
Если бы он собрался носить чье-нибудь кольцо, то оно было бы с гербом Тормента, сына Харма. Чествуя таким образом мужчину, который значил так много для него в столь короткий промежуток времени.
Но этого не произойдет. Тор, вероятно, был уже мертв, что бы там не говорил Роф, и, в любом, случае он не был его отцом.
Не желая портить себе настроение, Джон оторвался от матраса и, пошатываясь, побрел в ванную. Душ помог сосредоточиться, ровно, как и сборы.
Сегодня вечером занятий не намечалось, поэтому Джон собирался побыть еще несколько часов в кабинете, а потом встретиться с Куином и Блэем. Он надеялся найти там кучу бумажной работы. Сегодня вечером он не жаждал встречи со своими лучшими друзьями.
Они втроем собирались в город в… торговый комплекс.
Идея принадлежала Куину. Большая их часть, как всегда. По словам парня, шкаф Джона нуждался в инъекции стиля.
Джон посмотрел вниз на свои ливайсы и белую футболку «Хэйнс». Единственной шикарной вещью в его гардеробе были кроссовки: черные Найки «Air Maxes». И даже они были не столь роскошны.
