— А по-твоему? — Глеб стаскивал с себя сапоги и джинсы. — Старик, проконсультируйся с Альбертом. От ваших с ним идей до моего построения всего полшажка.
Илья хмыкнул.
— Ничего себе шажочек! На ходулях, что ли?.. Ладно, допустим. Ты считаешь, в этом может быть какой-то физический смысл?
— А что ты, например, можешь сейчас шагнуть — и попасть ко мне в гости, шагнуть — и попасть на Луну или еще куда. Зонтик только захвати.
Тут голос Ильи стал язвительным до чрезвычайности.
— Господин Пуанкаре, уточните, пожалуйста, как все это будет работать?
По лицу Глеба растекалась блаженная улыбка.
— Скоро я покажу вам это на практике, господин Фома.
— По ночам являться станешь! В белой простыне?
На этот прикол Глеб не отреагировал.
— Если ты заметил, — проговорил он, — там есть решение и для энергии. Ее можно извлекать практически из любой точки…
— Совковой лопатой, — продолжил за него Илья. — Старик, у меня, кстати, отопление плохо греет. Не мог бы ты его энергетически подпитать?
Глеб прыснул.
— Ох, Илья, ты у меня сейчас выпросишь. Я такую баню тебе устрою…
— Ну ладно, ладно. — Голос Ильи стал вдруг серьезным. — Если без зубоскальства, то красиво. Обалденно красиво, старик. И черт с ним, с физическим смыслом. — С этими словами Илья дал отбой.
— Ха! — сказал Глеб и с улыбкой до ушей отправился в душ.
А когда он вышел, голый и блаженный, телефон надрывался снова. Звонила Даша.
— Где ты была?! — У Глеба точно гора с плеч свалилась. — Целый день тебе названиваю.
Голос Даши звучал подчеркнуто сухо.
— У меня к тебе два вопроса: один — практический, другой — интимный. С какого начинать?
Глеб весь напрягся.
— Давай с интимного.
Выдержав паузу, она спросила:
— Что ты ел сегодня на ужин?
Медленно опустившись на диван Глеб рассмеялся.
— Ладно, переходи ко второму вопросу.
— Нет, — столь же сухо возразила Даша, — сперва ответь. Я вдруг поняла, что мне просто необходимо знать, что ты ел сегодня на ужин.
— Еще не ел, — пробормотал Глеб. — Сейчас яичницу сварганю.
— Хм… оригинально. Пожалуй, сварганю себе то же самое. Теперь вопрос второй.
— Практический?
— Да, связанный со здоровьем. Допустим, загорелся дом. Можешь себе такое представить?
— Вполне. Что дальше?
— Допустим, я, Даша Лосева, захочу прикурить от этого пламени. Блажь у меня такая… Ответь, засранец, пожар в этом случае потухнет?
По щеке Глеба покатилась слеза.
— Потухнет, — ответил он, — можешь не сомневаться.
— Так я и подумала. Поэтому не стала ничего поджигать. Перестань реветь, плакса.
Лицо Глеба вспыхнуло.
— Я кладу трубку.
Она закричала:
— Не смей, дурак!
— Ладно, клади первая.
— Дурак! Дурак!
— Открыла Америку.
— Терпеть тебя не могу!
— Врешь.
— Почему ты так уверен?!
— Потому что знаю тебя уже три дня.
После короткого молчания она всхлипнула.
— Черт, это невыносимо! Я просто вышвырну этот телефон!
— Все равно я тебя услышу.
— Прекрати! Как называется этот идиотский диалог?!
— Не знаю.
— Всё ты знаешь, колдун!
— Я ничего не знаю! — заорал Глеб. — Я все делаю наперекосяк! Учитель давно бы мне башку свинтил!
Даша глубоко вздохнула.
— Слушай, давай успокоимся, — всхлипнула она. — Если я сейчас реветь начну… сутки прореву без остановки. А ты меня еще и курения лишил… Кто твой учитель? На сей раз, надеюсь, не Ли Бо?
— Нет, его звали Стив Пирс. Он и Ли Бо дружили.
— То есть… в семьсот каком-то году?
— Угу.
— Что «угу»?! Нестанешь ли ты утверждать… Слушай, морда! Всему, что ты мне скажешь, я поверю! Поэтому думай, что говоришь!
Слезы текли из глаз Глеба.
— Извини, родная, меня занесло… хватит… Просто я двести лет думал, что тебя не бывает. Если честно, и сейчас думаю…
— Не смей класть трубку! — закричала Даша.
— Не выходи завтра из дома. Вечером я позвоню.
Дав отбой, Глеб свернулся на диване калачиком. Телефон звонил и звонил, но Глеб не отзывался. Он так и пролежал всю ночь голый, без постели. Только под утро забылся коротким сном.
Глава четвертая
Утром, после гимнастики и ледяного душа, он все-таки сварганил себе яичницу. Был четверг. По расписанию уроков французского сегодня Глеб не давал, поэтому вполне мог себе позволить, сидя в позе «лотоса», взирать на дверцу шкафа хоть до посинения.
За окном падал мокрый снег, день был серенький и тусклый. А по дверце шкафа заплясали вдруг солнечные блики, причем источник света, казалось, находился не снаружи, а внутри. То есть не казалось вовсе, а так оно и было, потому что взамен потертой деревянной фактуры дверца обрела прозрачность и глубину. Тело Глеба словно окаменело, лицо походило на гипсовую маску, а фиолетовые глаза были широко раскрыты и мерцали холодным огнем.
Дверца шкафа таяла, как лед, а за ней виднелась покрытая цветами лужайка и лоскуток синего неба. Послышался невнятный, будто пробивающийся сквозь эфирные помехи, птичий щебет. И где-то неподалеку будто зажурчала вода. Лоб Глеба покрылся капельками пота.
В комнату влетела вдруг желтая бабочка — заметалась, закружилась и села Глебу на нос. Бережно ее сняв, Глеб встал с дивана. Видение лужайки сразу же начало тускнеть, и сквозь него отчетливо проступила потрескавшаяся дверца шкафа. Глеб распахнул дверцу — шкаф был пуст, но вместо задней его стенки светился выход в зеленый благоухающий мир. Глеб выпустил туда бабочку. Тут мир стал тускнеть, расплываться… и вскоре на его месте опять возникла стенка старого шкафа. «Ну вот, — закрывая дверцу, улыбнулся Глеб, — теперь уже лучше».
И с этой самой улыбкой он позвонил Илье.
Илья не ответил на приветствие, не поинтересовался здоровьем, а без всяких околичностей заявил:
— Нет, старик, работать это не будет. Хоть ты меня режь.
— Дурак, — вздохнул Глеб.
— Старик, послушай мудрого еврейского мальчика. Что, собственно, такое твое многомерное пространство? Что такое система координат, при выборе которой можно сколь угодно сблизить любые две точки? Это всего лишь красивая математическая абстракция…
