Даша поцеловала ее в щеку, сбежала с крыльца и зашагала к машине. Глеб пошел вслед за ней по расчищенной тропе.
Графиня стояла на крыльце, пока «жигуленок» не уехал. Тогда она вздохнула, зябко повела плечами и через веранду прошла в дом. И в тот же миг гостиная с белым роялем превратилась в убогую комнатенку, свечи погасли, а благородная госпожа вновь приняла облик безобразной старухи в засаленном халате. Однако взгляд у старухи был добрым и мечтательным.
Сквозь сырой и холодный мартовский сумрак Глеб гнал машину к Москве. С ним рядом, отвернувшись к окну, всхлипывала Даша.
— Она же там одна… совершенно одна…
— Дашка, замолчи! — прикрикнул Глеб. По щекам его катились слезы.
Даша резко обернулась.
— Вот сейчас я тебя обниму, прижмусь к тебе, и мы врежемся!
Глеб пожал плечами.
— Ну, не знаю… в принципе можешь попробовать.
— Думаешь испугаюсь?! — Даша обняла его за шею и прижалась щекой к его щеке. — Теперь хоть трава не расти!
— Трудно с тобой спорить… — Глеб бросил руль и поцеловал ее в губы.
Даша вскрикнула и в страхе взглянула в окно. «Жигуленок» как ни в чем не бывало катил по скользкой трассе и, пока руки Глеба обнимали Дашу, совершенно самостоятельно выполнил левый поворот. Даша облегченно перевела дух.
— Что же я за трусиха, — пробормотала она, впиваясь губами в губы Глеба. И задохнувшись, произнесла: — Наконец-то!.. Зачем ты вообще держишь руль?
Глеб потерся носом о ее нос.
— Чтоб не привлекать внимания. Отодвинься, кстати, от водителя: впереди пост ГАИ.
Руки Глеба вновь легли на руль. Даша чинно отодвинулась, помолчала и спросила:
— Вообще она кто?
— Ну, если тебе нужны формулировки… она фея, — с грустью проговорил Глеб.
— В смысле?.. Не хочешь ли ты сказать, что феи существуют в реальности?
— Насчет реальности не гарантирую. За свои двести тридцать два года я встретил пока лишь ее одну.
Даша посмотрела на него долгим внимательным взглядом.
— Про твои двести тридцать два года я слышу уже не впервые. Но я б тебе и тридцати не дала.
— Так и есть, — кивнул Глеб, косясь на притаившихся у поворота гаишников. — Физиологически мы с тобой примерно одного возраста. Но живу я очень давно. Впрочем, по нашим меркам я мальчишка.
— Вот и ладушки! — Даша положила голову ему на плечо. — Не знаю, по каким это вашим меркам, и не спрашиваю. Я ничего уже не спрашиваю.
— Скоро все узнаешь.
— Хочется верить. А пока можно я немного посплю? Когда ты вчера швырнул трубку, у меня была жуткая ночка…
— Я не швырял, ты первая положила.
— Я не клала, ты меня заставил. И вот от всего этого обилия впечатлений… — Даша зевнула, — бедная моя голова уже идет кругом.
Глеб поцеловал ее в макушку.
— Спи, родная. Все эти впечатления и вправду нужно переспать.
Пригревшись на его плече, Даша действительно заснула и не заметила, как они въехали в Москву. Волосы Даши рассыпались по руке Глеба, и он старался не шевелиться, чтобы их не стряхнуть. Но стоило «жигуленку» притормозить возле дома, Даша открыла глаза.
— Уже приехали? — удивилась она. — Классно я вздремнула.
Только лишь они поднялись в квартиру, Глеб сразу же стал прощаться.
— Завтра приду. Никуда не выходи.
Даша встала к нему лицом, подбоченясь.
— Между прочим, сегодня понедельник.
— Знаю.
— Что ты знаешь?
— Что неделю назад я пришел к тебе наниматься телохранителем.
— Не пришел, а заявился! Весь из себя в темных очках: «Какие, блин, у вас проблемы?» Дешевка жалкая!
— Ну, не совсем так…
— Именно так! Самоуверенный, вздорный и жутко ехидный мальчишка!
Глеб грустно улыбнулся.
— Мальчику меж тем далеко за двести.
Даша приблизила к нему лицо.
— Почему же ты так долго ко мне шел?
— Я думал, тебя не бывает.
— Меня и не было до прошлого понедельника.
— Ты будешь смеяться, — Глеб потерся носом о ее нос, — но до прошлого понедельника не было и меня.
Дашины глаза наполнились слезами.
— Уходи! Убирайся немедленно или… я тебя съем!
Глеб коснулся губами ее губ.
— Нехорошо наедаться на ночь, — сказал он и вышел, мягко прикрыв дверь.
Даша постояла в прихожей, сняла с себя дубленку, затем вошла в комнату и достала с книжной полки потрепанный томик, взятый на днях в библиотеке. Отыскав по оглавлению стихи Ли Бо, она открыла нужную страницу и принялась читать вслух:
Среди цветов поставил я
кувшин в тиши ночной
и одиноко пью вино,
и друга нет со мной…
Тут Даша всхлипнула, однако, взяв себя в руки, продолжила чтение:
Но в собутыльники луну
позвал я в добрый час,
и тень свою я пригласил,
и трое стало нас.
Но разве, — спрашиваю я, —
умеет пить луна
и тень, хотя всегда за мной
последует она?
Уронив книгу на кровать, Даша разрыдалась в подушку.
— Ведь я же здесь… — бормотала она сквозь плач, — я же вот она, дурак!
Первым делом Глеб принял ледяной душ. Затем, как обычно, воссел в позе «лотоса» на диване. Однако смотрел он на сей раз не на дверцу шкафа, а на свою раскрытую ладонь.
Минут примерно через сорок на ладони его появился изумруд величиной с грецкий орех. И внутри изумруда вспыхнул огонь: камень засветился, засверкал с яркостью «вольтовой дуги», сохраняя при этом зеленый цвет. В комнате стало жарко.
Закрыв ладонь, Глеб сжал изумруд в кулак. И пальцы его начали светиться изнутри. Еще минут через сорок Глеб разжал кулак. Теперь на его ладони лежало колечко, сверкающее столь же ослепительно, как породивший его изумруд. Но сверкание это вскоре потускнело, и жара в комнате начала спадать. Колечко сделалось прозрачно-зеленым и обрело форму вьюнка, который, чудилось, вот-вот зашелестит крохотными своими листиками.
Положив колечко на стул, Глеб вытер со лба пот и устало растянулся на диване. Около получаса он пролежал, не шевелясь. Затем ему позвонила Даша.
— Варваре Львовне дали срок до завтра, — сообщила она без предисловий. — Если она не согласится…
