Галина присела, взяла чашечку и сделала глоток. Зубы ее мелко стучали о стекло.
Глеб довез завуча до дома, выслушав по дороге нотацию о правилах поведения педагога и о неуместности в его устах некоторых рискованных шуток. Глеб не спорил — он лишь вздыхал, изображая раскаяние. Наконец Зинаида Павловна решила, что его проняло, и, выходя из машины, сделала признание:
— И все же, Глеб Михайлович, вы иногда меня смешите. Это мало кому удается.
— Правда? — улыбнулся Глеб. — Тогда ладно, до понедельника.
Завуч задержалась у приоткрытой дверцы.
— До вторника, Глеб Михайлович. У нас ведь перенос: восьмое марта попало на субботу, и ее перенесли на понедельник. Вы что, телевизор не смотрите, радио не слушаете?
— Да как-то… Нечаянная радость получилась.
— Вот и отдыхайте. До вторника.
Зинаида Павловна раскрыла зонтик и направилась к подъезду. А Глеб, рванув с места, помчался за Дашей.
Даша ждала его в прихожей, полностью одетая и с бутербродами на изготовку.
— У Мангустов бывает язва? — осведомилась она раздраженно.
— Ни язвы, ни других болячек. — Глеб прижал ее к себе. — Как же я по тебе соскучился!
— Если рискнешь это повторить, — отозвалась Даша, — я сорву с тебя одежду и… Представляешь, что будет?
Глеб вздохнул:
— За графиней ехать надо.
Даша куснула его за ухо.
— Вот именно. А то соскучился он, видите ли… Ты ничего не говорил, я ничего не слышала.
В лифте Глеб успел съесть два бутерброда с сыром и, пока садился за руль, ухитрился проглотить третий. Трогая машину с места, он торжествующе покосился на Дашу.
— Помнишь в списке сокращение «И.Г.З.» и ремарку справа — «учитель русского языка»?
Даша с усмешкой кивнула.
— Это оказался твой директор?
— Ага, Иван Гаврилович Зотов.
— Глеб, чтоб это выяснить, достаточно было позвонить по указанному рядом телефону. Можно было не называть своего имени, в конце концов. Или тут же повесить трубку.
— Разумеется, мисс Марпл, — кивнул Глеб. — Но в этом случае я бы не услышал: «Глеб Михайлович! Кофе готов, мой свет!»
Даша вскинула на него испуганный взгляд.
— Дурак, ты же рисковал!
Глеб удивленно поднял брови.
— Ты обо мне, что ли, беспокоишься?
— О ком же еще?! Оля мертва… Ты, конечно, рождаешься раз в четыреста лет, но… Этот тип очень опасен! Я не хочу ждать еще четыреста лет!
Глеб со вздохом взял ее за руку.
— Прав был Стив, когда предупреждал: «Опасайся женщин».
Даша прижалась щекой к его ладони.
— Этот тип очень опасен, — повторила она тихо.
— Судя по тому, как перед ним тушуется твой дядя, — задумчиво проговорил Глеб, — наш Иван Гаврилович относится к «двойке». Сильнее его лишь сам Змей.
Отстранившись, Даша попросила:
— Верни мой пистолет. Пожалуйста.
Глеб грустно усмехнулся:
— Пуля его не возьмет, родная. Но не волнуйся: мы сотрем их всех в порошок.
Даша приоткрыла окно и выглянула, щурясь от мелкого дождя.
— Само собой, добро восторжествует, и мы станцуем в финале румбу. Как полагается в сказках для детей.
— Чарльстон, — с улыбкой поправил Глеб.
— Что? — обернулась к нему Даша.
— Станцуем чарльстон в финале. Под диксиленд, под «Хэлло, Долли!». Балдею от этой мелодии.
— Я тоже.
— Вот и прекрасно. Не пропусти свою сказку, родная.
Щеки Даши вспыхнули.
— Я не про сказку, я про счастливый финал!
Глеб пожал плечами:
— А кому, к чертям, нужны несчастливые финалы? В жизни, в фильмах, в книгах… Если честно, трагических развязок я просто не перевариваю. Такой вот я примитив. И кстати о детях… Заскочим на минутку к Колесниковым. Я Сашке с Танькой фрукты купил и сладости.
Даша посмотрела на него долгим взглядом, взяла вновь за руку и молчала до остановки у дома Колесниковых.
Дверь им открыл Саша. Лицо его вспыхнуло радостью, которую он тут же погасил.
— Бабушки нет дома, — объявил он официальным тоном.
— А лично к тебе нельзя? — улыбнулся Глеб.
— Ну, если хотите… — Мальчик посторонился.
Глеб с Дашей вошли. Из комнаты доносились громкие всхлипывания. Даша нахмурила брови.
— Сестренку обидел?
— Обидишь ее! — буркнул Саша. — Бабушка ушла, вот и хнычет. С тех пор как нас хотели из квартиры выкинуть, боится одна оставаться.
Даша растерянно посмотрела на Глеба. Глеб строго посмотрел на мальчика.
— Но ты-то ведь с ней.
— Я не в счет.
— А бабушка где? — спросила Даша.
— К соседке пошла. С восьмым марта поздравить.
Глеб протянул мальчику пакеты с едой.
— Отнеси-ка на кухню. Танька, привет! — крикнул он. Всхлипывания прекратились.
— Пливет! — откликнулась девочка. И плач возобновился.
Глеб и Даша вошли в комнату. Танька лежала на кроватке, обнимала облезлого плюшевого мишку и старательно хныкала на публику. Даша погладила ее по голове.
— Тань, ты чего?
— Ничего! Мне стлашно!
— Чего же тебе страшно, если братик с тобой?
— Блатик… — всхлипнула девочка, — блатик тоже маленький. И вледный.
Подхватив девочку на руки, Даша присела с ней на стул.
— Вовсе он не вредный, — возразила она, гладя Таньку по волосам. — Мне кажется, ты сама вредная.
Девочка обняла ее за шею.
— Я не вледная. Я тлусиха.
Даша в смятении посмотрела на Глеба. Глеб беспомощно развел руками.
— Графиню надо срочно забирать: мы и так уже… — пробормотал он. — Стас небось там рвет и мечет.
В комнату вошел Саша.
— Спасибо за жратву, — проговорил он вежливо. — Дорогая, наверное?
Глеб отмахнулся:
— Пустяки. Характер твой хуже твоих стихов. Но я потерплю.
Девочка на коленях Даши притихла.
— Скоро вернется бабушка? — спросила Даша со вздохом.
Саша пожал в ответ плечами:
— Через час, через два.
Даша попыталась снять Таньку с колен.
— Ладно, моя хорошая, нам пора.
