Сычиха скосила на меня глаза:
– Какой двойник?
Впору было язык себе откусить.
– Так, – отмахнулся я, – одна гипотеза.
– Выкладывай. Важна любая зацепка.
– Да нет, это бред, просто…
Из-за поворота выехал и понесся в нашу сторону бежевый «Чероки» с тонированными стеклами.
Хмуря брови, Сычиха настаивала:
– Что за гипотеза? Колись.
За мгновение до того, как джип поравнялся с нами, я прыгнул, сбил девушку с ног и накрыл своим телом. Из джипа раздалась автоматная очередь, которая прошила бы нас обоих насквозь, если бы я не был я. Сантиметров за тридцать до моего тела пули распались на молекулы, выделив тепло, совершенно излишнее в эту погоду. «Чероки» умчался и скрылся за поворотом. Там и сям стали появляться люди, словно пробудилось сонное царство. Я встал и помог подняться Сычихе. Отряхивая джинсы, она хладнокровно осведомилась:
– В тебя или в меня?
Я криво усмехнулся:
– По-моему, из Москвы надо линять тебе.
Она взглянула на меня в упор:
– Почему мы живы, Француз?
– Они промахнулись.
– Угу. А возле бара я упала в обморок.
– Так и было.
– Не мели хреновину.
Я тоже отряхнул джинсы.
– Светлана Анатольевна, у вас имеется другое объяснение?
Не сводя с меня изучающих глаз, она поправила:
– Света. Так лучше.
– Света, – я направился к «жигуленку», – уезжай из Москвы. Срочно. – Я приоткрыл дверцу. – Добрый тебе совет: возьми отпуск и уезжай.
Она смотрела так же изучающе:
– Что будет, если уеду?
Я сел в машину, захлопнул дверцу и выглянул в окно:
– Найду змея и убью.
– Без меня?
– Именно.
Ее серые глаза приобрели оттенок стали:
– Хрен тебе, Глеб Михайлович Грин.
С этим я и уехал. Спорить с нею было бесполезно. Однако, подъезжая к дому, я вновь подумал, что в мире этом не так все плохо.
Но и не слишком хорошо, увы.
ГЛАВА 9
В квартире стояла гробовая тишина. Я не встревожился, так как предположил, что Дашка с Ильей, устав анализировать свалившиеся проблемы, отправились на прогулку в шкаф. Это предположение подтвердилось тем, что на кухонном подоконнике лежала папка Ильи, а листы с уравнениями раскиданы не были. Значит, рассудил я, работать он закончил. Достав из холодильника пакет кефира, я вскрыл его и, прихлебывая, прошел в комнату. Здесь я их и обнаружил.
Илья с Дашкой молча сидели на диване. Выглядело это столь необычно, что я буквально застыл в дверях. Не реагируя на меня, Дарья рассматривала свой маникюр. А Илья из приличия кашлянул и воззрился на меня, как на графа Дракулу.
– Привет! – произнес я растерянно.
Дашка и бровью не повела. А Илья пробормотал:
– Мы вроде уже виделись.
Признав первую свою реплику неудачной, я наугад произнес вторую:
– Как дела у вас?
Похоже, опять получилось невпопад, поскольку Илья осуждающе покашлял, а Дарья подняла на меня зеленый пылающий взгляд.
– Выметаться сразу или можно вещички собрать?
Я опустился на пол, чуть подумал и спросил:
– Что я сделал?
Теперь выстрел был точным: жена так и взвилась.
– Глеб, давай не будем! В конце концов, мы взрослые люди…
– Сядь! – рявкнул я. – Повтори точно, что я сказал и сделал!
В глазах Ильи мелькнула догадка:
– Дуська… чтоб я так жил!
Дашка ошеломленно на него воззрилась, затем перевела взгляд на меня, и по щекам ее потекли слезы. Соображали они быстро, мои золотые.
– Господи… – всхлипнула жена, – его же от тебя не отличишь.
Я вскочил с пола.
– Да ну? Значит, я плохо сегодня выгляжу. – В таком бешенстве я давно не был. – А ты куда смотрел, говнюк?! – накинулся я на Илью. – Где твои аналитические мозги?!
Илья протестующе выставил руку:
– Старик, меня тут не было. Я ходил в шкаф купаться. Думал, может, повезет без дождя…
– Ну и как, блин, искупался?!
– В лучшем виде, блин! Возвращаюсь, а она тут рыдает. С Глебом, говорит, разругалась. Глеб, говорит, уходя велел: «Когда вернусь, чтоб духу твоего здесь не было!» Что я должен был думать, старик?
Тут, как говорится, мне совсем поплохело.
– Ты должен был думать, Илья! Думать, и ничего более! Интересно, что тебе должны обо мне рассказать, чтобы ты не поверил?! Что я режу на кусочки младенцев и уплетаю на десерт?! Да и то – кто меня знает! Не правда ли?!
Илья теребил бороду, уставясь в пол.
– Ладно, ша… прокол вышел.
– Это все я! – всхлипывала Дашка. – Не понимаю, как я могла…
– А ты, – обернулся я к ней, – упаковала уже вещички? Не помешал?
Она бросилась ко мне:
– Он же твоя копия: голос, жесты…
Я отстранился:
– Неужели?! Помнится, кто-то хвастался, что читает мои мысли. И что же прочла ты у двойника? Или шрифт был мелкий?
– Глеб, ну пожалуйста…
– Прочь руки! Значит, я способен тебя выставить?
– Не знаю, что на меня нашло. Он выстроил такую иезуитскую аргументацию…
– В таком случае, радость моя, тебе тот же вопросик, что и Гольдбергу. Только перефразируем применительно к обстановке. Что я должен сделать и сказать, чтобы ты догадалась, что это не я?
Дашка сердито притопнула ногой. Волосы ее были всклокочены, по щекам катились слезы, а глаза сияли. И не было в этих глазах ни раскаяния, ни горечи – одна лишь радость оттого, что все так замечательно объяснилось.
– Слушай, засранец! – прикрикнула она. – Согласна, я облажалась! Ты должен меня наказать!
Илья хихикнул и уселся на диван, положив ногу на ногу.
А я нахмурил брови:
– Золотые слова. Как наказать?
Дашка вздохнула. Затем задрала сзади платье, выставив трусики.
– Шлепай.
Илья заерзал на диване:
– Эй, прекрати это…
– Не лезь в мою личную жизнь, Гольдберг! – Дашка повернулась ко мне спиной. – Шлепай. Желательно, мягким поглаживанием.
