– К чему ты клонишь? – не утерпел я. – Все это вроде очевидно.
Зеленые Дашкины глаза сверкнули.
– Любовь моя, ты дурак! Если тебя арестуют, твоему кровожадному тезке и это не в жилу. Потому что очередное преступление нельзя уже будет приписать тебе. Значит, с его точки зрения, загремишь ты или оправдаешься – один черт. Что же остается? Подумай. Если для подставы он выбрал тебя, то наверняка знает, что ни МУР, ни ФСБ, никакая другая контора с тобой не сладят. Стало быть, об аресте твоем можно не волноваться. Надо лишь побеспокоиться о том…
– …чтобы я не отмылся до конца. – У меня возникло ощущение, будто меня под дых лягнула лошадь. – А чтобы я не отмылся, нужно периодически кропить мой след кровью. Чтобы меня вместе с МУРом держать в постоянном напряге. Озвучила-таки умную мысль!
Дашка вновь положила голову мне на грудь.
– Наверное, – прошептала она, – поэтому он и пытался убить капитана Сычову. Вот она идет по следу подозреваемого, даже сидит на его коленях – но вдруг бац!.. Долго тебе пришлось бы отмываться, любовь моя, если б ты по прихоти своей не оживил эту вздорную особу.
Повисла тишина.
– Что с вами делать, с такими умными? – пробормотал я.
Дашка вздохнула:
– Хотел меня в Токио отправить, засранец. Кто бы тебя тут охранял?
Зазвонил телефон.
Выбравшись из-под жены, я проворчал:
– А кто теперь охраняет Токио? – Я взял трубку.
Звонила моя директриса:
– Глеб Михайлович, не могли бы вы срочно приехать в школу?
– Это еще зачем? – неприветливо отозвался я.
– Нужно обсудить покраску классов. Срочно. – Взволнованный голос Зинаиды явно не соответствовал заявленной теме. – По телефону я не могу, – добавила она, предвосхищая мой вопрос. – Я должна все вам показать, объяснить… Через час сможете?
«Что у нее там стряслось?» – недоумевал я. А вслух сказал:
– Конечно, Зинаида Павловна. Вопрос важный.
Она вздохнула с облегчением:
– Значит, через час жду вас у себя в кабинете.
Дав отбой, я задумчиво уставился на трубку. Не нравился мне голос директрисы, очень не нравился. Передо мной возникла взлохмаченная Дарья.
– Что там?
– Зинаида в школу требует. Как бы насчет покраски.
– Я с тобой.
– Черта лысого. Охрана отдыхает. – Я направился в душ.
Войдя за мной следом, Дашка с возгласом «подвинься, фраер!» сунулась под ледяные струи. Визг ее, должно быть, напугал соседей.
– Вруби горячую, морда! Горячую вруби!
Затем мы наскоро позавтракали, после чего я дал инструкцию:
– Кроме Ильи, никого не впускай. Каким бы голосом он ни говорил и кем бы ни представлялся.
Дашка проблеяла:
– Ваша мама пришла, молочка принесла.
– Угу, – кивнул я, – у меня, как ты знаешь, имеется ключ.
– А если волк войдет без ключа? – осведомилась Дарья. – Прыгать в окно или прятаться в шкаф?
Надевая кроссовки, я заметил:
– Чужой сюда не проникнет. Ни злой волк, ни отряд спецназа. Войдет лишь тот, кого ты сама впустишь. Будь внимательна.
– Заколдовано, что ли? – улыбнулась Дашка. – Давно бы так.
Чмокнув ее в нос, я собрался выйти, но зазвонил телефон. Жена взяла в комнате трубку, отозвалась и вынесла трубку мне. Звонил дражайший Вася.
– Пацаны вышли на того козла, – сообщил он возбужденно. – Через десять минут с ним стрелка.
– Оперативно! – удивился я.
– Ну, – хохотнул Вася. – Куда его доставить?
– К школе, я буду там. Минут через сорок успеешь?
– Без проблем. – Вася дал отбой.
Забирая трубку, Дарья полюбопытствовала:
– Почему так сияешь?
– Нашли парня, который назначил мне встречу в баре, – ответил я, выходя. – Теперь мы быстренько все раскрутим.
– Не скажи «гоп», – бросила мне вслед жена.
И разумеется, оказалась права. Мне припомнилось едкое замечание Стивена Пирса: «Иной Мангуст если и отличается от сапожника, то непременно в худшую сторону». Сказано это было около двухсот лет назад.
Не теряй в меня веры, учитель.
ГЛАВА 11
В школе было непривычно пустынно. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я поймал себя на том, что скучаю по детской толчее, неразберихе с расписанием уроков и непобедимой общей бестолковости. Скучаю, хоть застрели. А в ремонте школа действительно нуждалась.
Директиса восседала в кабинете, утомленно грызясь с бухгалтершей.
– Серафима Петровна, проверьте тщательно. Это денежный документ.
Бухгалтерша, бой-баба пенсионного возраста, топталась у стола, будто рыла землю копытами.
– Ой, блин… Проверяй, не проверяй – денег не прибудет. Начислены второго июля, отправлены – девятого.
– Серафима Петровна, давайте без этих «блин». Если я настаиваю на проверке, значит, имею основания. – Тут директиса заметила меня, застывшего у двери. – В общем, Серафима Петровна, у меня все. Работайте.
Бухгалтерша точно хлебнула уксуса.
– Могу проверить, могу полы помыть. Результат будет тот же.
– Очень сомневаюсь, Серафима Петровна. А насчет полов… помыли бы их хоть у себя в комнате.
– Бегу, спешу и падаю! – Бухгалтерша протопала мимо меня, как гренадер, обдав запахом пота.
Директриса со вздохом указала на стул:
– Прошу, Глеб Михайлович.
Возраст ее определить было трудно: чуть за тридцать или около сорока. Типичная старая дева с жиденькой косой вокруг затылка. Она являлась нам только в двух платьях: в мышино-сером для будней и в оранжевом под праздники. Сейчас на ней был нелепый цветастый малахай (уже третье платье), очевидно предназначенный для лета. Разглаживая воротник этого одеяния, она смотрела на меня взглядом, в котором читалась решимость. Любопытно только, решимость на что?
Сев на указанный стул, я благопристойно сложил руки на коленях и произнес на английский манер:
– Хорошая погода, не правда ли?
Лицо ее выразило осуждение:
– Глеб Михайлович, у меня мало времени.
Я подарил ей улыбку:
– А у меня, Зинаида Павловна, времени пруд пруди. Готов курсировать между школой и домом сколько прикажете. С огромным удовольствием.
Она вдруг хихикнула. Была в ней такая милая черта.
