Куроедов пугливо огляделся.
– Юра, ты сбрендил?
Усики майора приподнялись в усмешке.
– Володь, я хорошо знаю, когда повысить голос и когда его приглушить. И наконец, третье: не зарывайся со школьной учительницей, дай мне раскрутить ее мужа.
– Ну конечно! – осклабился Куроедов. – Ты сам на нее запал, я ведь не слепой.
Майор побагровел.
– Чушь собачья!
Тут официант принес кофе и подсунул под блюдечко счет. Куроедов сразу с ним расплатился, одарив весьма скромными чаевыми. С постной миной официант удалился. Приятели, однако, продолжали молчать. Не проронив ни слова, они проглотили кофе, поднялись из-за стола и направились в гардероб.
Надевая замшевую куртку, Луганский изобразил улыбку.
– Володя, ты обиделся?
– С чего бы? – Куроедов застегнул на себе переливчатый плащ.
– Значит, подбросишь до дома?
– Конечно. Как обещал.
Смеркалось. Приятели неторопливо дошли до места, где был припаркован куроедовский «Мерседес».
– Хочешь, я поведу? – предложил майор.
Ответить Куроедов не успел: словно из-под земли перед ним выросли трое громил. Небритые, здоровенные и дьявольски уверенные в себе. Народ вокруг если и был, то, как водится в подобных случаях, мгновенно рассосался. Громилы не прикалывались, не просили традиционно закурить – они сразу приступили к делу.
– Бумажники, часы, драгоценности, – потребовал один из них, и в руке его тускло блеснул нож.
Троица прижала приятелей к «Мерседесу», отгородив от досужих взоров. Куроедов застыл, точно в ступоре, лишь белки его глаз заметно покраснели. Луганский попытался ерепениться:
– Парни, вы делаете ошибку. Позвольте мне достать документы.
– Зачем? – Громила шевельнул ножом. – Смотри на мой документ. Гоните бабки, цепочки, перстни – и расстанемся друзьями.
Двое громил по бокам продемонстрировали «дружеские» ухмылки.
Глаза Куроедова покраснели еще более и набрякли. Его стал окутывать клубящийся туман, более темный, чем сентябрьские сумерки.
– А если у нас нет ничего? – упрямился Луганский, но было заметно, что в герои он не рвется.
– Обыщем, – разъяснил громила. – Но при обыске можем поранить, ни один госпиталь не примет. Шевелитесь, не то процент набежит, как в банке.
Один из боковых громил гоготнул, другой указал вожаку на Куроедова.
– Глянь, этот вроде дымится.
Далее все произошло быстро.
Практически без замаха Куроедов ткнул ладонью в лицо не в меру наблюдательному грабителю. Удар, хоть и неумелый, получился молниеносным, как бросок кобры, и сила его была такова, что парняга кило под девяносто пролетел метров шесть, спиной впечатался в припаркованный микроавтобус и, оглушенный, сполз на асфальт.
Следует отдать грабителям должное: они не обомлели, не принялись выкрикивать угрозы, сдобренные матерщиной, они почти мгновенно ринулись в атаку. Вожак с ножом пошел на Куроедова, а напарник его, соответственно, достался майору ФСБ.
От прямого в голову Луганский уклонился, однако и его крюк в печень, ослабленный то ли волнением, то ли сытным обедом, впечатления на громилу не произвел. И противники стали скакать друг против друга, перейдя, что называется, к затяжным военным действиям.
Вожаку пришлось труднее. Его отработанный тычок ножом, направленный Куроедову под ребро, цели не достиг. Просто потому, что Куроедова там не оказалось. Каким-то непостижимым образом толстяк успел сместиться, при этом все более обволакиваясь сумраком. В ответ Куроедов нанес вожаку удар по уху, столь же неумелый, да к тому же скользящий. Возможно, лишь поэтому голова громилы удержалась на плечах. Ошарашенный, он вновь попытался достать толстяка ножом. Но теперь Куроедов скрылся полностью в черном тумане, словно в коконе, который мог бы в себя вместить пивной ларек. Естественно, вожак опять промазал. Из «кокона» между тем вытянулась невероятной длины рука, ухватила грабителя за горло и, дважды встряхнув, отпустила. Выронив нож, вожак без чувств повалился на землю.
Чуть помедлив, черный «кокон» приблизился к отбивающемуся из последних сил Луганскому. На сей раз из сумрака вылезла кошмарная нога, удлинилась и ударила наседавшего громилу в грудь. Третий грабитель пролетел ровно столько, чтобы шарахнуться в тот же микроавтобус и улечься рядом со своим дружком.
Путь был свободен. Однако майор Луганский, глядя на своего приятеля, окутанного этой дрянью, и сам готов был улечься в общую братскую кучу. Но спасла выучка.
– Ловко. – Юрий Васильевич привел в порядок прическу. – Не ожидал.
Сумрак вокруг Куроедова начал бледнеть, и стало видно, как толстяк небрежным жестом поправил галстук.
– То ли еще будет! – пообещал он, окидывая соколиным взором поверженных врагов. – Садись, Юрик. Поехали. – Когда он открыл дверку «Мерседеса», темный туман вокруг его тела слился с обычными вечерними сумерками.
Не без напряжения занял Луганский место рядом с водителем. Куроедов развернул машину и, едва не наехав на шевельнувшегося вожака грабителей, помчался от «Метрополя» к Садовому кольцу. Глаза Куроедова уже не багровели, как рубины, однако припухлость еще оставалась. Проскочив под светофором на желтый, взбудораженный бизнесмен стал лихо обгонять один автомобиль за другим.
– Э-э, полегче! – предостерег Луганский. – Центр все-таки.
Куроедов лишь поддал газу.
– А ты говоришь: бульон! – хохотнул он. – Мне теперь охрана только так, для престижа.
– Полегче, говорю! – занервничал майор.
Одарив его насмешливым взглядом, Куроедов сбросил скорость.
– О'кей, Юрик, сохраним твою драгоценную жизнь. Только вот что: на девушку мою не зарься, могу сильно обидеться. Понял, Юрий Васильевич?
Луганский хмуро на него покосился, разгладил усики и промолчал.
11
Даша приклонила голову на плечо Глеба, который вел «жигуленок» к дому. Стемнело, и на улицах вспыхивали огни реклам. Поерзав у мужа на плече, Даша зевнула.
– Чаепитие вроде прошло продуктивно. Стороны умиротворились, и бузотер держался в рамках. Надеюсь, на неделю его хватит.
Глеб улыбнулся.
– Вряд ли стоит рассчитывать на неделю.
– Почему?
– Такой уж у Саши характер. С ним все время надо держать ухо востро.
Даша опять зевнула.
– Какой ты циник.
Глеб скривил губы.
– Я романтик. Глубоко законспирированный.
Даша подняла голову с его плеча.
