– Я помню, – мрачно проговорила Ника. – Я все помню.
– А я так надеялась, что ты забыла! – Я еще крепче прижала к себе дочь.
– Я просто не хотела об этом говорить. И сейчас не хочу. Но, насколько я поняла, нас украли из-за меня. И они хотят заставить тебя нарожать еще кучу таких, как я.
– Что?!
– То. Этот Стивен сказал, когда на белесого орал, что из-за их тупости чуть было не сломался инкубатор гениев. Потом ты задышала нормально, он вколол тебе в вену еще какое-то лекарство, и они ушли. Еще и мне подмигнул, уходя, гад такой!
Стивен. Маленький, тощенький, экспериментатор на людях…
Стивен МакКормик?!
ГЛАВА 24
Больше пяти лет назад Саша Голубовская, моя подруга, уговорила меня поехать с ней и ее детьми в Чехию, куда всю семью Голубовских пригласил Фридрих фон Клотц, партнер по бизнесу главы семьи, Андрея.
Безобидная поездка, обещавшая прекрасный отдых в личном замке фон Клотца, превратилась в жуткий кошмар, в котором весьма затейливо перемешались крысы, катакомбы, склепы, тайная лаборатория-тюрьма ЦРУ и прочие «прелести» (см. роман Анны Ольховской «Первый раз»).
В этой подземной лаборатории активно проводились эксперименты над пленными, в результате которых «конечный продукт» являлся запрограммированным биороботом, эдакой миной замедленного действия, готовой взорваться в любой выбранный хозяевами момент.
Тамошние уроды едва не превратили нежную, хрупкую, очень женственную Сашку в такого вот бездушного кретина, запрограммированного убивать. Но мы справились, Сашка снова стала прежней, правда, быть хрупкой и слабой ей разонравилось, и она теперь постоянно тренируется, поддерживая спортивную форму.
Но главным уродом этого секретного объекта ЦРУ можно было смело назвать Стивена МакКормика, без сомнения, талантливого ученого, но по совместительству – бездушную скотину. Именно он, Стивен, с упоением экспериментировал на людях, не видя большой разницы между захваченным в плен террористом и самой обычной женщиной, которую дома ждут двое детей.
Я имела сомнительное удовольствие личного общения с мистером МакКормиком, когда меня перепутали с Сашкой и притащили в лабораторию этого тощего крыса. Я как раз была тогда беременна Никой, и поганец невероятно воодушевился, затлев идеей поэкспериментировать с еще не рожденным ребенком.
К счастью, развернуться парнишка не успел, ЦРУ-шное гнездо нашли и разгромили арабские террористы. Они, правда, прихватили в качестве трофея меня, но это уже совсем другая история.
Между прочим, после разгрома базы Стивен куда-то исчез, прихватив с собой все результаты исследований. Коллеги из ЦРУ, возмущенные столь неспортивным поведением соратника, землю рыли не только носом, но и остальными выступающими частями тела, но увы – мистер МакКормик телепортировался, видимо, в другое измерение. Во всяком случае, следов славного доктора не нашли.
А может, просто так искали. Кое-кому исследования мистера МакКормика были весьма интересны, поскольку могли обогатить личный карман.
Во всяком случае, именно так думал Винсент Морено, полевой агент ЦРУ, отлавливавший когда-то террористов всех мастей, в том числе и для лаборатории МакКормика. Ему и раньше не нравилось то, что душка Стивен вытворял с людьми, пусть и преступниками, а когда мистер Хренов Экспериментатор (по версии Винсента) взялся за Сашку, а потом и за меня, Морено окончательно взбунтовался и отказался быть охотником за головами. Тем более что с Сашкой у них тогда все только начиналось.
А сейчас продолжается, хотя они так и не поженились. Почему? Да как-то не до того. Сашка рулит унаследованным бизнесом, Винсент постоянно пропадает по делам, появляясь один-два раза в месяц. Чем он сейчас занимается, я, если честно, не знаю, видимо, потому, что мне это абсолютно фиолетово, причем в крапинку. Профессионал уровня Морено в его конторе на вес золота, думаю, ему нашли применение и без охоты на людей.
Главное, что Винс – классный мужик и всегда оказывается рядом, когда он нужен.
Но в данный момент рядом оказался его бывший коллега, тот самый телепортировавшийся Стиви. Теперь я совершенно точно знаю, кто фотографировал Нику возле дельфинария. И почему мне эта крысиная физиономия показалась знакомой.
Но что он делал там, в Алании?
И самое главное – какого… гм, черта его принесло туда именно тогда, когда там были мы?
И что это гудит, в конце-то концов?! Они что, засунули нас в раритетный «ЗИЛ» без глушителя? Тогда следующий вопрос по существу – откуда в Турции «ЗИЛы»?
Хорошенечко пораскинуть мозгами над этим животрепещущим вопросом мне не удалось. Во-первых, раскидывать было нечего – почти все серое вещество выгрызли горластые термиты, – а во-вторых, вопрос трепетал как-то вяло, без огонька.
Было еще и в-третьих – тихое сопение уснувшей дочери у меня под боком. Оно действовало просто гипнотически, превращая веки в неподъемные чугунины.
Ну и ладно. Не хватало еще тратить драгоценные силы на сражение с собственными веками.
И вообще, я…
Второй дубль сцены «она пришла в себя» получился чуть лучше первого. Во всяком случае, состояние было средней степени паршивости – тошнота практически исчезла, голова болела, но гораздо меньше (может, потому, что термиты уже все сгрызли?), а вот место, куда наш славный доктор Стивен вогнал мне иглу, ныло довольно сильно.
А еще – сменилась тональность гула. И трясло теперь не так сильно, скорее – покачивало.
Но самое главное отличие от первого дубля обнаружилось, когда я, прочитав три мантры и сосредоточившись на пупке, смогла приоткрыть один глаз. На этот раз повезло правому.
На самом деле повезло, потому что эта действительность была гораздо симпатичнее предыдущей. Видимо, потому, что каюту заливал яркий солнечный свет.
Стоп. Каюту? Какую еще каюту? Почему вдруг я решила назвать огурец каютой?
«Да потому, – услужливо подсказало подсознание, – что окошко тут круглое».
Ну и что?
«Качает, как на корабле».
Любое транспортное средство качает, даже коляску.
«Воду видишь, ослица?»
На отладку и фокусировку зрения ушло три минуты кряхтения и аристократичного мата (ну, типа «Сэр, не соблаговолите ли вы выйти на…? Благодарю»), но в итоге я смогла рассмотреть за иллюминатором ровную водную гладь.
И это было вовсе не море, хотя размеры глади впечатляли.
Но еще больше впечатляла растительность по берегам глади. Хотя какие там берега – берегов в привычном смысле слова (отмель, песочек, обрыв, утес, в конце концов, что серым мохом оброс) здесь не было. Над водой свисали заросли вконец распоясавшейся растительности: какие-то лианы, кусты, ветки, изогнутые стволы деревьев – вся эта зелень разнузданно переплелась друг с другом в самых затейливых позах.
