Это все раскапывается очень долго. Потому и называется терапией. Но даже если меня пациентка уверяет, что у нее была распрекраснейшая детская жизнь, я ей не верю, потому что ее тело говорит об обратном. Мозг может обмануть, он большой хитрец. А тело не соврет, оно не умеет. Если я вижу в определенном месте зажим, я понимаю: ругали или били в детстве. Некоторые с детства ходят чуть подсгорбленные, словно каждую секунду подзатыльника ожидают. Вот вам хондроз грудного отдела, а к зрелым годам у женщин вдовий горбик. Те самые детские страхи выпустить из себя эмоцию, когда тебе кричали «Заткнись», приводят к зажимам в шейном отделе, голова становится менее подвижная, губа напряженная, нижняя челюсть заблокирована. Вообще, зажимы шейно-плечевой зоны – следствия детских обид.
– Но как до этой психотравмы докопаться, если сама пациентка о ней не помнит и помнить не хочет? Мозг эти воспоминания забетонировал в теле в виде спазмов.
– Есть разные методики. Только в обычной психотерапии расшифровка детских травм может идти годами. А в телесной терапии все происходит гораздо быстрее. Потому что я захожу не только со стороны сознания, но и со стороны тела.
– Понял – если когда-то мозг наработал себе защитный, как он полагал, зажим в том или ином месте, и благополучно отрешился от забытой проблемы, то как только спазм будет размят, растянут, ликвидирован, так проблема должна сразу взорваться в памяти!
– Именно так и бывает. Тело и мозг – единая система.
Глава 3. Идеальное лечение
Я – материалист. Очень строгий! Если где вижу какой непорядок в миропонимании отдельных граждан, тут же кидаюсь его исправлять. Разлиновываю, направляю, раскладываю по полочкам, объясняю сукиному сыну. Меня на кривой козе религии не объедешь! Я со школьной скамьи помню: бытие определяет сознание! А как иначе?
Каковы условия – таков и организм. Эволюция миллионы лет затачивала жизнь под условия жизни. Передвигаешься в плотной среде типа воды, будь добр стать обтекаемым. Хочешь летать? Заимей крылья! Питаешься муравьями? Вот тебе длинное рыло. Тебе нечего кушать? Это объясняет твою грусть и раздражительность. Заболел раком? Фон у тебя такой, то есть условия жизни – режим, питание, дыхание, наследственность. Живя в таких условиях, организм построил себе рак. Какие условия, такая и жизнь. В этой связи фраза, сказанная когда-то Жерлыгиным о том, что у человека, переменившего образ жизни, меняются вкусы и образ мышления до такой степени, что можно говорить о смене личности, не представляется слишком сильным преувеличением. О том же говорил и «мозговед» Савельев. Это логично: изменились условия (в нашем случае биохимия организма), изменилась и производимая организмом продукция в виде мыслей. Сожрал галлюциноген – сознание уплыло.
А если бы было не так, если бы наши мысли не зависели от биохимии тела, то не работали бы таблетки от депрессии, не правда ли? Впрочем, я знаю и другой способ избавления от депрессии – движение. Один мой дальний знакомый избавился от тяжелейшей депрессии, от которой его никак не могли вылечить медикаментозно, просто начав бегать, то есть принудительно и ускоренно стал гонять кровь и лимфу. Отмылся – через месяц от депрессии не осталось и следа. Когда что-то уходит, что-то приходит. Ушла депрессия, пришли эндорфины.
В общем, бытие, товарищи, определяет сознание! А как насчет обратной формулы – сознание определяет бытие?
Ну, первое, что приходит в голову – поднять руку. Я подумал и сознанием повлиял на материю – поднял руку. Второе, что приходит в голову – преобразовательная деятельность человека. О том, что человечество стало геологической силой на планете, писал еще Вернадский. Цивилизация меняет мир. То есть наше сознание с помощью наших рук (которые тоже движутся сознанием) меняет бытие и передвигает мегатонны материи. Мы придумываем и строим, проектируем и воплощаем. Наше идеальное сознание меняет материальный мир.
Про строительство даже говорить не буду, тут все понятно. Возьмем экономику. Вот ситуация – никаких фундаментальных основ для потрясения рынка аналитики не наблюдают. Провала быть не должно. Но в среде держателей акций вдруг по какой-то случайной причине начали расти панические настроения. А настроения на рынке – фактор столь же, если не более значимый, чем технический анализ фундаментальных показателей. Анализ показателей не всем доступен, а эмоционировать могут все. И вот уже вместо того, чтобы покупать, люди кидаются продавать, обрушивая тем самым рынок.
Цена на акции, которую мы, как исследователи, может наблюдать в виде кривой на графике, штука объективная или субъективная? С одной стороны объективная – вот график и изменить его уже нельзя, в прошлое возврата нет. С другой, график этот в каждый конкретный момент формируется из миллионов субъективных, чисто сознательных воззрений – решений покупать или продавать. И вот буря, пронесшаяся в головах держателей, опрокидывает рынок.
Еще пример. Если все полагают, что в стране Х политический режим ненадежен в силу слабой экономики и потому могут взять верх исламисты, европейцы покупать там недвижимость на берегу теплого моря не будут. А если возобладает иная ментальная тенденция – вера в крепость режима и экономики, покупатель потянется, понесет деньги, которые самым положительным образом скажутся на экономике страны, разгонят ее строительный сектор и все, что крутится вокруг него (производство цемента, обслуживание курортников, энергетика, сельское хозяйство, стекольное и трубное производство, медные провода, химпром с его красками и т. д. и т. п.) Это самым благоприятным образом скажется на развитии страны и убережет ее от социальных катаклизмов. То есть вера и сознание повлияют на «физику».
То же самое в политике. Я как-то разговаривал с известным галеристом Маратом Гельманом, который одно время в эту самую политику ввязался – вместе с Глебом Павловским организовал Фонд эффективной политики и участвовал в выборных кампаниях. Вот его мнение:
– Выборы – это всегда сюжет. Политолог описывает политическую ситуацию как пейзаж. И становится пленником этого неподвижного пейзажа, поскольку очень серьезно относится к действительности – как ученый. Максимум на что он способен, это дать некую экстраполяцию, нарисовав худший сценарий развития ситуации и лучший. Но нам-то надо политическую ситуацию изменить! У нас же выборная кампания. И здесь нужен совершенно иной тип мышления. Необходимо иное отношение к реальности. Нужен я. У меня к ситуации всегда был другой подход – как к пьесе. Когда пьесу читаешь, вначале идет пролог: Франция, 18-й век, король, королева, описываются герои… Ты это читаешь и понимаешь, что через два часа половину убьют, половина перетрахается, ружье выстрелит… И та легкость, с которой я относился к ситуации, то понимание, что она является предметом для изменений, а не для изучения, и позволяла мне прописывать сценарии ее изменения, сценарий кампании. То есть я размышлял: а как бы мне хотелось, чтобы в следующие полгода жила и реагировала страна? И я писал, как. По сути, нужно было написать пьесу, в которой известные политические герои будут действовать так, как тебе нужно. Понятно, что, кроме меня, есть и другие сценаристы, которые тоже пишут свою реальность, актеры не всегда профессиональны, да еще и сцена трясется. Но в целом это именно тот подход, который позволяет изменять реальность. Другое дело, что к середине кампании все может поменяться, твой сценарий полетит к черту, и придется писать новый. Но здесь важен именно такой тип мышления – не политолога, не ученого, а сценариста и режиссера…
