– Не будь ты столь поглощен собственной персоной и своими проблемами, ты бы знал, что это его последнее путешествие. Ты бы заметил, что он закрывает свои счета, встречается с людьми, которые помогали ему, и прощается с ними.
От этих слов Кастанеде стало еще хуже. Он упрекнул старика, что прибыл к нему не за горькими словами, а за каким-нибудь целительным магическим средством от своих душевных мук. Но что индеец ответил:
– Ты хочешь слишком многого. Следующее, что ты попросишь, – это будет некое магическое снадобье, способное удалить все, что раздражает тебя, без всяких усилий с твоей стороны, если не считать тех усилий, которые ты затратишь на то, чтобы проглотить эти пилюли. Чем хуже вкус, тем сильнее эффект, – вот девиз европейцев. Ты хочешь результатов: одна порция зелья – и ты исцелен.
Мудрый старик был прав: горькое плацебо лечит лучше сладкого. А дорогое лекарство – лучше дешевого…
Вот с таким интересным человеком судьба свела американского антрополога Карлоса Кастанеду. Что же, кроме очистительных слез, промывающих душу, заставляло американца год за годом наматывать сотни миль на кардан, приезжать в Мексику, спать в хижине старика на составленных старых ящиках, используя вместо матраса стопку джутовых мешков, переносить тяготы и рисковать жизнью? Может быть, наркотики, которыми пичкал дедушка студента? Как я уже говорил, для многих имя Кастанеды прочно ассоциируется с растительными психоделиками, и разорвать эту связь, установившуюся в общественном сознании, необычайно трудно: общественное мнение необыкновенно ригидно. Между тем наркотики, которые фигурируют только в самом начале кастанедовского пути (на протяжении первых пары-тройки книг), были нужны только для одной цели – чтобы растормозить мозг и приучить его к тому состоянию, какое и было целью обучения – трансу. В дальнейшем они уже не использовались, поскольку Кастанеда научился проваливаться в состояние транса под руководством индуктора довольно легко: его мозг привык к таким режимам работы. Защита была взломана химией. Но взломать ее можно по-разному. Старик говорил антропологу, что способность к трансу есть у каждого человека: оно «остается на заднем плане в продолжение всей нашей жизни, если только не выводится вперед благодаря специальной тренировке или случайной травме…» Или клинической смерти, добавлю я.
По большому счету, ничего иного, кроме подробных описаний переживаний в состояниях транса, а также теории этих состояний с точки зрения «параллельной науки», в книгах Кастанеды и нет. Потому как транс был главным инструментом постижения и изменения мира для той древней цивилизации, отголоском которой являлся дон Хуан. Не единственным отголоском! Было бы странно, если бы от всей той традиции тонким кончиком остался один бедный дон Хуан, который – вот везенье-то! – наткнулся на американского антрополога и передал ему все свои знания перед смертью. Нет, чудес не бывает. Старик был такой не один.
К своему удивлению, Карлос Кастанеда узнал, что цепочки людей знания тянутся с глубокой древности, по ним и происходит трансляция. Дон Хуан мог отследить прошлое своей цепочки на 27 поколений назад, и таких линий было множество. Традиция передачи знаний была изустной и занимала годы… Первое, что приходит в голову европейцу, когда он про такое слышит, это схема «учитель-ученик». Однако на самом деле схема гораздо сложнее, и сложность эта связана с весьма непростой системой взглядов на мир древних толтеков.
Одно звено в цепочке поколений, транслирующих знани, – это вовсе не отдельный человек, бывший поначалу учеником, а потом ставший учителем. Звено в цепи трансляции – это группа людей, состоящая из нескольких человек, подбираемых по определенным внутренним характеристикам. Они дополняют друг друга, как кусочки пазла. Эти кусочки только вместе и только правильно пристыкованные друг к другу могут составить целую картинку – звено в цепи поколений.
Задача такого собранного звена – выбрать из окружающей жизни подходящие молодые кандидатуры, обучить их, составить их них «слетанное» звено, то есть сплавить в одно целое и отпустить. На некоторое время после обучения звено распадается и разбредается по жизни, чтобы потом в один прекрасный момент собраться и заняться формированием следующего звена. Зачем это делается? Затем, что за трансляцию полагаются некие бонусы, о коих позже.
Западная наука для познания мира и пополнения научного корпуса тоже ищет людей подходящего психотипа – склонных к абстрактному мышлению, талантливых, интересующихся данным направлением и т. д. Индейская «наука» занимается тем же самым, только требования к кандидатам там другие – ищутся некие стандартные психотипы, дополняющие друг друга до единой конструкции. По сути учителя старого звена выплавляют из группы учеников новый цельный организм. Они «отшелушивают» их личную историю, которая мешает стыковке, и начинают многолетний процесс притачивания и сплавления нескольких бывших личностей (лишенных уже многих внешних личностных черт) в один надличностный, «трансперсональный» организм. На выходе получается единое существо с единой задачей. Сложно?
Сложность такой системы трансляции знаний и обеспечила ее живучесть.
Кастанеда до некоторого времени не представлял, что попался, как птичка в силки, и является уже не свободным индивидом западного общества, а всего лишь частью чуждой конструкции – деталью нового звена, которое формировало прежнее звено «магов» себе на смену.
Какие же знания транслируют маги из поколения в поколение и с какой целью? А также чего добились в области преобразования природы древние знающие?
Поскольку изложить в одной главе все 12 томов древнего учения я не могу, придется начать с некоего постулата. Он совершенно неочевиден и звучит так: помимо привычного нам способа постижения мира – через органы чувств в качестве посредников – возможно и непосредственное миропостижение – сразу сознанием. Это возможно потому что мир един, а не разделен, как полагает европейская парадигма, на собственно мир и сознание, его постигающее. А если так, если разницы между миром и сознанием никакой нет (она иллюзорная), значит, непосредственное познание-осознание мира возможно, а органы чувств – это не датчики, как мы себе представляем, а фильтры. Пользуясь которыми, мы мир обуживаем, искажаем, редактируем, цензурируем. А не познаем во всей полноте.
Приборы и аппаратура западных ученых – лишь продолжение и расширение их органов чувств и служат той же роли – фильтрации реальности, то есть искажению восприятия, неполноте восприятия. Иными словами, мы строим внутри себя некий особый искаженный мир, который воспринимаем, как нормальный, поскольку другого не знаем.
Наши органы чувств – те же приборы, только сформированные самой природой – чтобы отделить, выделить нас из этой природы. И таким образом обусловить само наше чувственное существование… Вся природа, вся вселенная целиком все о себе «знает». А поскольку мы выделены в часть мира своей фильтрацией, то в этой части и происходит отражение целикового мира – как в капле. Искаженное, разумеется, – как в той же капле.
Если попытаться перестать быть каплей, если «растянуться» сознанием до всего мира, ты его постигнешь. Став им, по сути. Единственное, что сдерживает это «растягивание» – тело.
