– Все понятно, товарищ генерал! – бодро отрапортовала я. – Никуда не ходить, никого не впускать, охрану не дразнить!
– Вот именно, – Левандовский повернулся к сыну: – Думаю, девочки справятся, поехали к матери.
А мы с Алиной занялись приготовлением обеда. Решили соорудить самые трудоемкие блюда. В меню у нас значились паэлья, руляда из курицы и торт «Наполеон». Битва с продуктами была в самом разгаре, причем, если честно, продукты нас побеждали, когда раздался звонок в дверь. Поскольку руки у Алины были по локоть в муке, к двери направилась я.
– Не вздумай открыть сразу, в глазок посмотри! – крикнула мне вслед Алина.
– Похоже, в этом доме всерьез меня никто не воспринимает, – недовольно бурчала я, заглядывая в глазок. С той стороны на меня внимательно смотрела пустота. Никого. Странно.
– Кто там? – не терпелось Алине.
– Самое интересное, что никого.
– Наверное, дети балуются.
– Возможно. Слушай, – внезапно пришедшая в голову мысль заставила меня пулей ворваться в кухню, – а вдруг там записка какая-нибудь, а? Вдруг что-то об Инге?
Алина побледнела и бросилась к дверям, я едва успела схватить ее за руку:
– Ты куда?
– Ну как же, – вырывалась Алина, – ты же сама сказала, что там может быть весточка об Инге!
– Может быть, а может и не быть. Может, там кто-нибудь стоит и ждет, чтобы одна из любопытных куриц высунулась.
– Что же делать?
– И это ее оставили за мной следить! – закатила глаза я. – Дитя неразумное, да и только! Забыла о горячем грузинском парне со звучным именем Илларион?
– Ой, точно! Давай я ему позвоню, – Алина сунулась было со своими заляпанными руками к телефону.
– Нет уж, иди тесто доделывай, я сама позвоню, где тут бумаженция с номером? Ага, вот она.
Я позвонила Иллариону и объяснила ситуацию, после чего заняла позицию у дверного глазка. Минут через пять появился наш охранник. По направлению его взгляда я поняла, что у двери действительно что-то есть. Парень поднял это «что-то», рассмотрел, а потом позвонил.
– Кто там? – голосом Сердючки из рекламы поинтересовалась я.
– Илларион, – не принял шутливого тона охранник, – здесь только газета, я проверил. Возьмете или я генералу отдам?
– Возьмем, – я открыла дверь, Илларион молча протянул мне газету и ушел.
– Алина! – захлопнув дверь, позвала я. – Это не записка, это какая-то газета. Посмотрим? Здесь явно что-то есть, недаром ее нам принесли, давай посмотрим, а?
– Давай, – тяжело вздохнула Алина, вытирая руки.
ГЛАВА 12
Газета была из разряда изданий, цвет которых, возможно, кто-то и сравнил бы с солнышком, но лично у меня от подобной прессы скулы сводит, как от кислотно-желтого лимона. Алина, похоже, испытывала те же чувства, поскольку ее перекосило довольно забавным образом, когда она рассмотрела название подброшенного подарочка.
– Слушай, – жалобно посмотрела она на меня, – а может, не будем смотреть дальше? Это ведь самая желтушная из всех газета. Оно нам надо?
– Вообще-то, не очень, – я почесала затылок, – ладно, подождем, пока вернется Сергей Львович.
Мы мужественно положили пованивающую газетенку на банкетку в прихожей и помаршировали на кухню. Следующие полчаса я изо всех сил гордилась собственной стойкостью и выдержкой, вот только почему-то в руляду начала заворачивать не фарш, а тщательно удаленные из тушки куриные кости. Но я-то вовремя спохватилась, а вот Алина меланхолично начала отмерять стаканами соль для крема вместо сахара. М-да, синдром Ходжи Насреддина одерживал убедительную победу. Помните, как Насреддин запретил думать о белой обезьяне, иначе лекарство не подействует? Естественно, как только он упомянул о ней, как паршивка тут же начала вытворять мерзости в умах собравшихся. Приблизительно то же происходило и с нами.
– Все, хватит, – я едва успела остановить Алину, когда та собралась два стакана соли бухнуть в молоко, – так мы с тобой наготовим черт-те чего. Одно из двух: либо мы немедленно читаем газету и, успокоившись, возвращаемся к готовке, либо… – Я запнулась.
– Либо что? – с надеждой посмотрела на меня Алина.
– Не знаю, еще не придумала. Но к продуктам нас в таком состоянии подпускать точно нельзя, если только в рамках конкурса «Обе руки – левые».
И мы обреченно уселись на кухонный диванчик, крепко сцепившись за руки. Так и нашли нас вернувшиеся через полчаса мужчины.
– И как это понимать? – слегка обалдев, спросил Артур, разглядывая картину, достойную кисти Шагала, только у маэстро два чучелка парят над городом, а здесь два чучелка застыли над грудами того, что еще недавно было качественными продуктами питания.
– Мне Илларион сказал, что вам какую-то газету подбросили, – зарокотал вошедший следом Сергей Львович. – И как?
– В смысле? – гордо уточнила я, с трудом отцепившись от Алины и стараясь придать себе вид спокойный и невозмутимый. Но вид этот, гад такой, никак не хотел придаваться, норовя соскользнуть куда-то за спину. А кого удивит спокойное и невозмутимое седалище?
– В смысле – о чем пишут? – генерал усмехнулся.
– А мы не читали, – пискнула Алина, – вы же запретили.
– И вы удержались? – Артур недоверчиво посмотрел на жену.
– И что удивительного? – Мне все же удалось нацепить на физиономию тот самый вид. – Понимаю, мужской стереотип мышления предполагает, что мы с Алиной, повизгивая от нетерпения и отталкивая друг дружку локтями, давно должны были зачитать эту вонючку до дыр, как и положено любопытным курицам. Три ха-ха! Сказано – нет, значит, нет!
– Только два вопроса, можно? – поднял руку Сергей Львович.
– Давайте.
– Первый – где вы видели читающих куриц, и второй – почему эти самые курицы так судорожно сцепились лапками, когда мы вошли?
Я не успела достойно парировать выпад генерала, потому что вернулся Артур с газеткой в руках. Держа ее, словно испачканный подгузник, Артур протянул свою ношу отцу.
– На, возьми.
– А сам почему не хочешь полюбопытствовать? – проворчал Сергей Львович, разворачивая переливающееся всеми оттенками желтого издание. Нужный материал, судя по всему, искать не надо было, лицо генерала сразу словно покрылось коркой льда. Минут пять он читал, но на большее Сергея Львовича не хватило, и он с отвращением отбросил листы. Я ловко подхватила их, и…
– Аня, не надо, не смотри! – попытался остановить меня генерал.
Строчки прыгали перед глазами, отплясывая замысловатую тарантеллу, и никак не хотели успокоиться и улечься в связный текст. Да я особо и не старалась вчитаться, мне было достаточно фотографий. Полуголые мужики в количестве трех, совершенно безумного вида, явно обколотые и обкуренные, хохоча, окружили плачущих девчушек. Один пытается влить в рот ближайшей к нему малышки вино, второй протянул руку и рвет маечку на плече другой девочки, а третий, широко расставив руки, не дает вырваться из круга остальным несчастным. И этот третий был не кто иной, как Лешка, мой Лешка, Алексей Майоров. На следующей фотографии Майоров тащит за руку к своему джипу упирающуюся девочку. Залитое слезами лицо ребенка повернуто к объективу. Инга, девочка моя, Кузнечик мой смешной…
