— Ты его отследил?
Я была уверена, что мой телефон прослушивается.
— Не смейся, детка, но он звонил с Аляски. Сейчас такая техника, что звонок можно смоделировать хоть с Марса.
— Да, я что-то припоминаю. Служба безопасности моего отца когда-то тоже не могла определить ни места положения звонившего, не идентифицировать его голос.
— Ты собираешься ехать. Я правильно понимаю?
— Правильно. А я понимаю, что твои люди поведут меня. И это может иметь непредсказуемые последствия. Если Энрике почувствует, что я не одна…
— Я сам отправлюсь в Англию, неофициально, конечно. Знаешь ли, давно в отпуске не был. Хочу насладиться красотами Лондона.
— Тебя не отпустят. Ты ведёшь дело серийного убийцы.
Мартин тяжело вздохнул, сел за стол и вытащил из ящика стопку газет. Я пробежала глазами заголовки. Волна разоблачений. Сильные мира сего. Их фотографии на форумах, деловых встречах, конференциях, и тут же с плётками, ножами и цепями.
— На двадцать седьмом канале уже смонтирована передача. Эфир в 18.00. Я видел сигнальный выпуск. Это лавина, Ангел. Скоро правда о клубе садистов сотрясёт все каналы. Словом, нас с тобой отстранили. Всё, что касается извращенцев, переходит наверх. Но даже там уже не смогут это замять. Налогоплательщики захотят следить за ходом следствия. Аресты неизбежны.
— Если бы наказание было адекватно преступлению.
— Будет, я в этом уверен. Но сейчас необходимо решить другую проблему…
— Кристофер ничего не должен знать.
— Это невозможно.
— Тогда сделай так, чтобы он узнал обо всём, когда я улечу. И ещё. Пока не освободите Марту, ко мне даже не суйтесь.
Мартин кивнул.
— Мы обязательно прижмём этого подонка, Ангел. Ты же знаешь, как я люблю тебя.
Я подошла к Лойсу, обняла его за плечи и поцеловала в седеющую шевелюру.
Глава 29
Бристоль встретил меня на редкость тепло, безоблачным небом и золотом ранней осени. Пожилой таксист аккуратно вёл авто, рассказывая обо всех достопримечательностях, которые попадались на нашем пути. Мне показалось, что он специально сделал несколько лишних кругов по узким улочкам, чтобы я смогла вдоволь налюбоваться и зданием биржи, и Университетом, и прекрасным Собором Святой и нераздельной троицы. Когда мы выехали за город, мужчина замолчал, включив тихую музыку. Боже! Сколько же я тут не была? Лет десять? Да, именно столько. Я покинула родные места семнадцатилетней девочкой, а вернулась взрослой женщиной с разбитым сердцем и разорванной в клочья душой.
Оставив чемодан во дворе, я толкнула тяжёлую дубовую дверь и оказалась в кромешной темноте. Какое блаженство! Солнечный свет, пусть и неяркий, раздражал роговицу, вызывая слёзы. Задвинув шторы ещё плотнее, я стянула чехлы с мебели в гостиной и упала на диван, забывшись тяжёлым сном. Я проснулась от собственного крика. Опять вернулись кошмары, растворяя меня между сном и явью. Мне показалось, что это никогда не кончится, что смерть ― единственный путь к избавлению от страха и боли. Энрике всё рассчитал правильно. Оставшись одна, я ломалась, ломала себя своими воспоминаниями. Больше суток во мне боролось желание умереть с инстинктами самосохранения. Инстинкты победили. Они всегда побеждали, даже тогда, когда мой здравый смысл и сила воли пытались противостоять. Я приехала в родовое поместье, зная, что, возможно, живой отсюда не выберусь, но, проснувшись глубокой ночью, вдруг поняла, что ещё не готова покинуть этот мир. Кристофер, Мартин, Кетрин и даже Беккер нуждались во мне, взывали к справедливости. Холодно. Этот холод, я ощущала последние девять лет, даже после того, как покинула свою темницу. Он жил внутри меня, он стал моей частью. Камин гудел, выжимая два киловатта в час, а я всё ещё не могла согреться. Нужно быть сильной, вот только как? Как собрать в кучу все чувства и мысли, успокоиться, сосредоточиться и уничтожить того, кто уничтожил меня?
Телефон молчал два дня. Я бродила по пустому дому, как сомнамбула, изредка спускаясь на кухню, чтобы сварить кофе. Спазмы в желудке говорили, что стоило бы заказать еду, но мысли о пище вызывали тошноту.
Стерев пыль со старинного зеркала, я вплотную приблизилась к помутневшему стеклу. Наверное, мои прабабушки пришли в ужас, увидев то, во что я превратилась. От меня осталась только оболочка, фантик, обёртка, лишённая внутреннего содержимого. Собравшись с силами, я заставила себя принять душ, вымыть голову и даже немножко подкраситься.
— Лучше? ― я хотела поправить зеркало.
Оправа сместилась, и я заметила надпись на стене. Мне потребовались неимоверные усилия, чтобы снять старинную реликвию. Обои под зеркалом были светлее, чем вокруг. И открывшийся прямоугольник был ни чем иным, как письмом, написанным рукой моей мамы. Весточка из прошлого. Сердце сжалось, а по щекам потекли слёзы.
«Милая Эва, мой маленький Ангел!
Если ты читаешь это послание, значит, меня уже нет в живых. Даже не представляю, что ты думаешь обо мне, какие слухи и сплетни окружают сейчас моё имя. Впрочем, ты вправе ненавидеть меня хотя бы за то, что я оставила тебя одну в этом жестоком мире. Твой отец ― замечательный человек. Я влюбилась в него с первого взгляда, и за наш недолгий брак он ни разу не разочаровал меня. Но девочке нужна мать, а я должна уйти. Пойми малышка, я делаю это ради тебя, ради твоего будущего, чтобы твоя жизнь сложилась по-другому. Знаешь, дочь, существуют долги, которые переходят из поколения в поколение. Но я не могу позволить, чтобы ты была вовлечена во всю грязь семьи Гарсия. Держись от них подальше. Мне прискорбно говорить так о своих родственниках, но мужчины клана не отличаются высокими моральными принципами. Если страсть или похоть затмевает глаза, им всё равно, кто находится рядом, сестра, кузина или племянница. Игроки, убийцы, развратники… Иногда мне кажется, что мой дядюшка Хуан не ведает, что творится у него под носом, а иногда… иногда я думаю, что он просто закрывает на всё глаза. Словом, никому не доверяй, дорогая, слушай своё сердце. Оно не подведёт. Я ухожу с твёрдым желанием вернуться… Чтобы не случилось, помни, что я очень люблю свою маленькую девочку. Прости меня, малышка, и не осуждай. Обещай, что ты станешь счастливой! Целую.
Эмма Росинда Коуэл»
Я перечитала послание несколько раз, а потом прижалась щекой к холодной стене и завыла, как раненый зверь.
— Мама! Мамочка! Я никогда не думала о тебе плохо, я никогда не винила тебя. Ты сделала всё, что смогла. Ты была сильной. Я тоже буду сильной. Я справлюсь, обещаю!
Спустившись на корточки, я просидела в комнате до поздней ночи. И тут раздался телефонный звонок. Мои колени затекли. С трудом поднявшись на ноги, я добралась до стола и схватила трубку.
— Привет, дорогая!
Боже! Как я ненавидела этот голос!
— Скучала?
— Что с Мартой?
