– Нет, – сказала мама, читая наши мысли. – Четыре ангела пришли ко мне ночью, и каждый держал за конец простыню в нескольких дюймах над моим животом.
За столом она торжественно окинула нас взглядом, не упуская никого. Отец уставился на свои руки, но все остальные не отвели глаз. Мы в это поверили.
– Я должна сохранять веру: у меня еще осталось время. Я знаю, что сказал доктор, но вы должны слушать меня. Я следую ангелам. Займемся важным.
Затем мама дала нам список своих желаний. Купить новую лодку и покататься по заливу со всей семьей. Слетать в Калифорнию за моей дочерью, чтобы еще раз ее увидеть. Организовать небольшую вечеринку дома: приготовить ужин и поблагодарить всех близких друзей. Ничего особенного. Но днем раньше все это было за пределом самых настойчивых наших молитв.
Сестры составили список продуктов для ужина, а я повела маму обратно в спальню.
– Мама, – сказала я, не зная, как начать разговор.
Она поправила свой яркий шелковый шарф на голове и с вызовом посмотрела на меня.
– Дорогая, это не было сном или иллюзией. Это действительно случилось. Они стояли здесь, на том сам месте, где стоишь ты. И ему, – указала она на Дэнни, нашего старого золотистого лабрадора, лежавшего на своем любимом месте, в ногах ее кровати, – пришлось подтолкнуть одного из ангелов. Я видела, как он мягко толкнул его носом, чтобы лечь на свое место.
Мы обе пристально посмотрели на пса. В ответ он одарил меня выразительным взглядом светло-карих глаз и гордо мотнул головой, будто осознавал, что был единственным свидетелем маминых слов.
– Вот видишь, у тебя есть время слетать в Калифорнию и привезти мою внучку. Мне так хочется ее увидеть.
Я уткнулась лицом в шею Дэнни, пытаясь спрятать потрясение, и продолжала слушать ее планы на короткое, но еще реальное будущее.
Я всегда верила, что, если бы Богу пришлось выбрать всего одно животное, которое попадет в рай, это был бы золотистый лабрадор. Слова матери лишь подтвердили мои мысли.
– Ангелы сказали, что Богом отмерено время, – произнесла она, – но мне позволено выбрать час.
И действительно, так и вышло. Через несколько недель она принимала гостей на своей вечеринке, пусть и в одежде для сна. Она совершила таинство Святого причастия в своей спальне, и священник аккуратно перешагнул через спящего Дэнни, чтобы не пролить священного вина. Ясным днем она недолго покаталась по заливу на новой лодке отца. И еще раз увидела мою дочь и насладилась ее звонким смехом. Так мог смеяться только двухлетний ребенок, еще не осознающий близости смерти.
Было еще много всяких событий, казавшихся нам огромными только в силу того, что они происходили. Каждая из этих мелочей – подарок Бога, через нее для нас. Подарок в ответ на наши молитвы.
Затем, шесть недель спустя, мать выбрала свой час. Она была дома и спала в своей кровати, держа за руку моего отца. Я уверена, Бог был где-то рядом. Еще больше я уверена в том, что рядом были и те особенные друзья, увидеть которых было позволено только моей матери и нашему псу. Еще раз они вернулись, чтобы теперь востребовать ценный дар.
Глава 8. Отпуская
Бежит родник по течению, и возвращается родник к истокам своим.
Генри Уодсворт Лонгфелло
Победа для мамы
Когда в 1990 году моя пятилетняя карьера бейсболиста в составе команды Сент-Луис Кардиналс подходила к концу, я молил о шансе играть ближе к Нью-Йорку. Моей матери Грейс поставили диагноз – рак груди. Она жила в Лонг-Айленде, и мне хотелось проводить с ней больше времени. Мое желание исполнилось, когда я подписал контракт на сезон 1991 года с командой «Филадельфия Филлис». Клуб находился всего в трех часах езды от ее дома.
На протяжении бейсбольного сезона 1991 года состояние мамы все ухудшалось. Опухоль разрасталась, и я понимал, что ей осталось не так много времени. Мы с невестой поженились раньше запланированной даты, чтобы мама могла увидеть нашу свадьбу.
Я чувствовал, как стучит мое сердце. Казалось, оно вырвется наружу через футболку. Вот это чувство!
В свою очередь моя игра тоже ухудшилась. После матча Всех звезд мне урезали время, и только в нескольких играх мои результаты были впечатляющими. В течение следующих шести недель я восемнадцать раз подряд промахнулся. Это был серьезный спад в игре, и на меня обрушился поток эмоций: от жалости к себе до чувства одиночества.
Плохой период закончился 1 сентября в игре против «Атланта Брэйвз».
Матч состоялся в Филадельфии, в прекрасный воскресный день, и я выступил в роли первого заменяющего в конце десятки. С равным счетом 4 – 4 я отбивал битой мячи одного из сильнейших питчеров лиги, Марка Уолерса. Я хотел сделать все возможное, чтобы добраться до места старта, таким образом одержав победу в игре.
Я захватил две центральные части поля, когда счет достиг одного мяча и одного удара. Затем обогнал соперника еще на две части поля на фастболе, где мячи отлетали со скоростью 95 миль в час. После двух несерьезных проколов я, наконец, почувствовал, как в крови бурлит адреналин.
При счете два мяча и два удара я был готов к самому жесткому броску противника и серьезно настроен не упустить мяч. Этот мяч вылетел из внутреннего угла поля и отскочил от моей биты с треском, какой можно услышать только в грозу. Такой звук бывает только у суперзвезд, настоящих игроков-победителей.
Левый принимающий Дэвид Джастис вернулся к стене и наблюдал, как мяч летит через ограждение и приносит победу в игре. Окруженный толпой товарищей по команде, я чувствовал, как стучит мое сердце. Казалось, оно вырвется наружу через футболку. Вот это чувство!
Две недели спустя я приехал к маме, предвкушая, как покажу ей видеозапись победоносной игры. Но когда я зашел в ее комнату, меня охватил шок. Моя дорогая мама была очень слаба. Я понимал, что, возможно, это мой последний визит к ней.
Мы вместе смотрели запись, и я предвкушал момент, когда начнет говорить комментатор Харри Калас. И вот он объявил, что прошло шесть долгих недель с момента моего последнего попадания в цель. Мы с мамой держались за руки и слушали. «Джон Моррис боролся на протяжении половины сезона, и такого не должно было случиться с отличным парнем». Я чувствовал, как у нас двоих накатываются слезы, когда комментатор показал мой удар в замедленном воспроизведении.
В момент, когда питчер замахнулся, Калас произнес самые сладкие слова, какие мама когда-либо слышала. «Мама Джона уже давно прикована к постели, – мяч соприкоснулся с битой, – и этот удар, возможно, был для нее».
Мы растаяли в эмоциях. Мама обняла меня так крепко, как могла, прошептав:
– Я люблю тебя, сын, и очень горжусь тобой. Я буду так сильно скучать по тебе.
